Пробежать под радугой - Сандра Мэй Страница 3

— Пойду посмотрю, спят ли.

Тишина. Сполохи огня в громадном каменном очаге озаряют смуглое морщинистое лицо старика. Чуть погодя он задумчиво бормочет:

— Чего про мать говорить… Вот был бы у них отец нормальный.

Ночью над Жьеном пронеслась гроза. Молнии сверкали и исправно били в шпиль колокольни, река вспухла и заторопилась, улицы превратились в ручьи, все цветы в саду полегли под ударами ливня.

Франческа Мэллори не слышала ничего. Намаявшись за день, она спала как убитая. Дело в том, что вчера после ужина мадемуазель Галабрю приспичило сделать перестановку в комнате. Освежить, так сказать. В результате престарелая девица попивала портвейн и покрикивала на Франческу, а та в поте лица передвигала тяжеленную мебель эпохи Реставрации, пыхтела и чихала от пыли.

К полуночи перестановка была закончена, девица Галабрю с изумлением выяснила, что добила бутылочку портвейна до конца, а Франческа смогла только пожелать хозяйке спокойной ночи и уползти к себе наверх.

Она полежала некоторое время в постели, с сонным изумлением глядя на громадную лужу возле подоконника, потом соскочила на пол и подбежала к окну. Мир был свеж, умыт, душист и прекрасен. Птицы орали от счастья, деревья искрились бриллиантами и изумрудами мокрой листвы, от земли поднимался душистый пар. Солнце трудилось изо всех сил, обещая прекрасный денек. Франческа засмеялась, быстро натянула домашнее платье и кинулась вниз с воплем: “Мадемуазель Галабрю, вы только посмотрите, как красиво!” Разбудить хозяйку она не боялась — та просыпалась с первыми лучами солнца.

Франческа распахнула двери спальни девицы Галабрю — и поперхнулась собственным радостным воплем.

Старушка казалась крохотной в своей громадной кровати, похожей на корабль. Белоснежная ночная рубашка и кружевной чепец придавали мадемуазель величественности. Иссохшие руки были сложены на груди. По всей видимости, она умерла ночью, во время грозы, во сне. Лицо ее было спокойно, а на тонких губах застыла благосклонная улыбка.

Франческа немедленно вспомнила маму и заревела, и ревела целый час, одновременно вызывая врача и поверенного мадемуазель Галабрю.

Врач констатировал смерть “от естественных причин” и счел необходимым успокоить мадемуазель Мэллори.

— Не волнуйтесь и не убивайтесь так, моя дорогая. Вашей вины тут нет. Девяносто семь — это девяносто семь, ничего не поделаешь. Вас она любила, души не чаяла, так что никаких претензий к вам не будет.

Франческа шмыгала распухшим носом и непонимающе глядела на доктора. Все объяснил поверенный усопшей.

— У нее не так много наследников, главный — внук. Они поссорились лет тридцать назад и не разговаривали все эти годы. Насколько я знаю, уже тогда у него был отвратительный характер, вряд ли с годами он стал лучше. Вероятно, вам придется покинуть этот дом, но до его приезда вы, разумеется, можете остаться.

Потом мадемуазель Галабрю увезли, Франческа принялась за уборку, потом еще поплакала, потом с неожиданным аппетитом поела, а к вечеру, совершенно обессиленная, выползла в сад и задумалась.

Помимо вполне естественной скорби перед лицом смерти, Франческу настигли и другие сложности. Жилье — первая из них. В Жьен она приехала из Парижа, два месяца назад, по рекомендации одной старушки, бывшей когда-то в дружбе с мадемуазель Галабрю. В самом Париже Франческа до отъезда снимала крошечную квартирку на Монмартре, пополам с однокурсницей, но уже два месяца назад было ясно, что Франческа там лишняя, так как парень однокурсницы становился все грустнее и все чаще заводил разговор о том, как дорого жилье в Париже.

В Жьене, соответственно, она проживала только в этом доме, знакомых у нее здесь не было, если не считать молочника и почтальона, с которыми она исправно ругалась по поручению хозяйки (молоко кислое, а газеты дурацкие).

Дальше: жалованье. Теоретически оно ей полагалось, но практически… Старуха так быстро прониклась к Франческе доверием, что полностью передала ей все бразды правления в смысле ведения хозяйства. Франческа покупала все необходимое и не особенно задумывалась, где ее личные деньги, а где хозяйкины. В любом случае, счет в банке уже закрыт, и никто Франческе денег не выдаст. Значит, надо ждать этого самого внука, он и отдаст ей деньги. Если отдаст. Ха-ха.

Далее следовал целый шлейф неприятностей. Поиск работы, жилья, связанные с этим трудности, необходимость сниматься с насиженного и что там говорить — уже привычного и полюбившегося места. Может, поспрашивать подружек мадемуазель Галабрю? Они ведь придут на похороны? Пока же время есть.

Оказывается, она очень сильно ошибалась. Времени ей было отпущено всего ничего — только эта ночь. Требовательный звонок в дверь разбудил Франческу в пять тридцать утра. Всклокоченная, в одной футболке, она скатилась по ступеням, проскакала по холодным, покрытым росой плитам к калитке и распахнула ее.

Перед ней стоял толстенький, крайне плешивый человечек с хмурым и недовольным выражением лица. На нем был коричневый костюм, шляпа пирожком, шерстяной галстук и черная креповая повязка на рукаве.

— Я звоню уже полчаса. Почему вы не открывали? Прятали наворованное?

Франческа опешила до такой степени, что не смогла раскрыть рта до самого дома. В гостиной плешивый человечек уселся за стол и окинул Франческу презрительным взглядом.

— Значит, вы и есть та девица, о которой мне сообщил этот идиот?

— К-какой…

— Поверенный моей бабки. Кретин. Его прямой обязанностью было опечатать дом сразу после смерти старухи. Хотя не сомневаюсь, что вы успели пошарить по комодам еще при жизни старой ведьмы. Она ведь не вставала?

Франческа смотрела на плешивого со смешанным чувством омерзения, изумления и брезгливого восхищения. Надо же, а она-то считала, что в кино мерзавцы ненастоящие! Да они ему в подметки не годятся!

— Вы немая или просто дура? Почему вы молчите?

— Я… А почему вы так разговариваете со мной?

— А как я должен с вами разговаривать? Я вас не знаю.

— Тем более, у вас нет никаких оснований мне не доверять.

— И доверять тоже. Современные девицы! Пфу! Сплошь шлюхи или авантюристки.

— Послушайте-ка, мсье…

— И пойдите оденьтесь. На меня ваши прелести не действуют.

Франческа вспыхнула и кинулась к себе. Яростно пропрыгав по комнате на одной ноге, путаясь в джинсах и ругаясь под нос, она все-таки заставила себя успокоиться и спустилась вниз с холодным и непроницаемым — как ей казалось — видом.

Плешивый внук хмуро кивнул.

— Так я и думал. Одна из этих… хиппей! Портки в обтяжку и исподняя майка на голое тело. Ладно, меня не касается. Давайте сюда ключи и книгу расходов. Потом собирайте свои шмотки и убирайтесь отсюда. У меня масса дел. К полудню приедет моя супруга.