Мой лорд - Элен Стюарт Страница 3

— Соблазняет папочку Джима. — Тучный охранник почти мурлыкал, не отрывая от экрана жадного взгляда.

— Идиот! Что она делает в кладовой для прислуги? Она ведь из службы доставки.

— Билли, не будь занудой. Ну, зашла девочка прихорошиться. Может, парень у нее здесь работает… А ножки, ножки-то какие!

— Придурок! Где ты видел курьера на таких каблуках? — Билл схватил ручку кресла и дернул его на себя. Если бы Джим был менее внушителен, он, наверное, свалился бы на пол.

— Эй, Билл, ты что, рехнулся?! — возмутился Джим. — А если я тебе сейчас двину?

— Двигай своей задницей, Джим! Я в смене старший. Еще одно слово — и я подаю рапорт о твоем увольнении. Не нравится, выметайся ко всем чертям!

— Ладно, приятель, успокойся. — Джим примирительно поднял ладони. — И какая муха тебя укусила?

— Слушай меня внимательно, Джим. Сейчас ты вызываешь полицию, а я связываюсь со вторым постом и продолжаю наблюдение за дамочкой. Ты меня понял?

— Не-ет… — И натолкнувшись на свирепый взгляд Билла: — То есть понял, конечно. А зачем нам второй пост?

— Тупица… — Билл плюхнулся в освободившееся кресло и с удовольствием отхлебнул кофе из кружки, оставленной Джимом, — мы должны выяснить, что за фирма посылает таких подозрительных курьеров. Вызывай полицию, бестолочь!

Джим потянулся к рации, с сожалением наблюдая, как безмятежно прихорашивается перед зеркалом тоненькая нарушительница спокойствия.

Наконец-то тишина. Только мягко гудит камин и сухо щелкают поленья. Чаще всего камин топили углем, но сегодня в честь праздника привезли дрова фруктовых деревьев. Людвиг откинулся в кресле, хрустнул занемевшей шеей. Почему, когда Рената берется за выбор гостей, она всегда приглашает столько народу. Если бы приглашения подписывал отец, на вечере были бы только самые близкие и проверенные люди. Тогда торжество по случаю помолвки действительно можно было бы назвать праздником.

Впрочем, вряд ли он с его характером чувствовал бы себя более комфортно даже при меньшем скоплении народа. Среди этих лицемерных дам и джентльменов, которые проглотили на ужин свою трость и теперь не могут ни согнуться, ни улыбнуться по-человечески. Боятся, что все увидят у них во рту набалдашник трости. Эх, старина, укорил он сам себя, так недолго и мизантропом стать. А все из-за чего? Из-за того что пришлось оторваться от работы. Хорошо, не просто от работы. А от потока вдохновения, когда каждая минута незаменима, потому что может принести что-то особенное, способное родиться только здесь и только сейчас. А вместо этого ему предстоит целый вечер присутствовать на ненужном торжестве.

Конечно, Людвиг был рад за брата. Красивая девушка из старой аристократической фамилии, образованная и хорошо воспитанная. Брак — выгодный во всех отношениях. Вот только Людвиг терпеть не мог выгодных отношений. Он не понимал, как можно строить семью с человеком, применительно к которому слово «любовь» кажется нелепым и неуместным. Какая инфантильная глупость. Мы слишком умны для того, чтобы делать вид, будто верим в подобные увертки. У нас слишком много по-настоящему серьезных дел, чтобы запудривать себе мозги и тратить свое время на чужие капризы. К чему притворяться, если все успешные зрелые люди знают, что любовь, а тем более романтика любви, просто наркотик. На нем можно во все времена прибыльно зарабатывать, но верить в это всерьез — удел ни на что не годных, вечно потакающих своим слабостям люмпенов. Людвига тошнило от подобной философии. Но его брат Дэвид основывался именно на ней и теперь страшно доволен тем, что его выборы подходящей партии завершились столь блестящим образом. Кажется, Миранда, невеста брата, тоже вполне удовлетворена происходящим. А раз так, то не имеет смысла вмешиваться.

Поэтому Людвиг просто ушел. Так же, как он делал это в детстве, вызывая гнев Ренаты, досаду отца и священную панику гувернанток. Слава богу, теперь недовольство отца и гнев мачехи практически не действуют на него. Хотя повторяются с завидной регулярностью. Ты решил жить отдельно? Это при нашем-то фамильном особняке! Ты абсолютно несерьезно относишься к своему положению в обществе! Что подумают люди, что скажет о тебе пресса? Нельзя быть таким затворником! Если не хочешь тратить время сам, только скажи — и мы немедленно найдем тебе достойную партию. Вот и отец Антуанетты Бишоп поговаривает о слиянии корпораций… И далее в том же духе.

Людвиг осторожно достал из книжного стеллажа блокнот и круглый пенал с остро отточенными простыми карандашами. Через некоторое время меня хватятся, и тогда придется возвращаться. Садиться за стол, выслушивать тосты и вежливо улыбаться гостям.

Людвиг снова сел в кресло, перекинул через подлокотники миниатюрную доску для черчения. Опустил пониже лампу. Желтоватый свет залил чистый альбомный лист, стало уютно. Он вздохнул и погрузился в мир образов, которые столь щедро рождались под грифелем его карандаша.

Подумать только, она это сделала! Она, Николь Конноли, одна из десятков стажеров «The Daily Mail», одна из сотен пронырливых журналистов Бристоля, пробралась в особняк Эшби! Смотри, Николь! Впитывай, запоминай. Звуки, картины, запахи. Все это — мир твоей будущей статьи. Твои крылья к успеху и славе.

Николь с сияющими глазами шла по галерее второго этажа, полного гостей и почти невидимой, но вездесущей прислуги. Уже сегодня ночью будет готова ее триумфальная статья. Николь даже знала слова, которыми она будет начинаться: «И тогда ворота распахнулись…». Они обязательно увидят эту статью. И поймут, что были не правы. Она докажет им, что это не глупость и не каприз, а настоящее призвание, достойное ремесло, которым она может обеспечить свое будущее. Только бы ее теперь приняли за одну из гостей.

— Мисс? — Кто-то тронул ее за локоть.

— Д-да? — Сердце на мгновение ёкнуло.

— Извините, мисс, это не ваше? — Молодая девушка в белом переднике и перчатках протягивала ей поднос, на котором вибрировал сенсорный телефон в серебристом футляре.

— Нет, спасибо, — заулыбалась Николь.

Какие милые люди здесь работают. Николь направилась к резным деревянным дверям, из-за которых доносились приглушенные звуки музыки.

— Извините, мисс…

— Я же сказала, что это не мое. — Николь с улыбкой обернулась.

— Вас просят задержаться. — Официантка растерянно хлопала глазами, делая неопределенный жест куда-то назад.

Николь скользнула недоуменным взглядом ей за спину. Сердце упало. По одной из парадных лестниц к ней спешили несколько охранников, впереди них, придерживая кобуру, поднимался полицейский. Увидев, что она их заметила, полицейский ускорил шаг, показывая, чтобы Николь оставалась на месте.

Охнув, Николь отпрянула к деревянным дверям. Дернула тяжелую ручку. Большой зал, полный народу: неторопливые движения, мягкая музыка небольшого оркестра. Вперед, как можно быстрее! Но не бегом. В толпу, в самую середину. Удивленные взгляды. Улыбаться. Прижать локти. Где же у них выход?.. Несколько дверей. Правая, наугад. Не заперто! Коридор. Одинаковые двери по обе стороны. Черт, закрыто! Скинула туфли. Ковер какой мягкий… Еще одна дверь… Есть! Открыто. Но вместо комнаты полированные ступени вниз. Что делает лестница за дверью? Узкая, деревянная. Наверное, для прислуги. Всего два пролета — и тупик. Не может же быть лестницы в никуда! Ладно, разберемся. Что наверху? Пока вроде бы тихо. Может, вернуться? Но полицейский уже вполне мог добраться до коридора. Вот она, дверь! Высокая, замаскированная под гобелен. Только бы открыто… Скользнула в туфли. Убрала волосы со лба. Я обворожительна и спокойна. Я гостья. Не подскажете, где туалет. Натянула улыбку. Дверь на себя.