Супруг для богини [= Увядание розы ] - Наталия Орбенина Страница 3

В последнее время он вспоминал о Тамаре все чаще. Как они были счастливы тогда! Весь Петербург лежал у их ног. Еще бы! Ведь это была не просто божественная женщина, а сама красота, знаменитая Тамара Горская, актриса театра и синематографа. Публика рыдала и неистовствовала, видя ее на сцене и на экране. Извеков и Горская – самая изысканная, талантливая и прекрасная супружеская пара столицы!

Потом раздумья о покойной жене приняли иной оборот. Извеков еще пуще налился раздражением и злобой. Ну что тут поделаешь, остается одно спасение. С некоторым сомнением он двинулся к небольшому шкапчику резного дерева, украшенному медными вставками. Стеклянные дверцы шкафа всегда были предусмотрительно задернуты изнутри шелковыми шторками. Потянул за ручку, с легким скрипом дверца отворилась. В далеком уголке притаился небольшой хрустальный графин со спасительной влагой. Он же не будет поглощать ее всю! Так, чуть-чуть, самую малость, залить пожар души! Быстро схватил графин, налил, удерживая дрожь возбуждения в руках, и опрокинул в рот одним глотком. Пошло! Тепло и легкость стремительно растеклись по всем членам, а в голове наступила ясность, принося вожделенное успокоение. Ничего, мы еще поборемся! Хотели Извекова завалить? Не выйдет, кукиш!

Он рассмеялся и уже уверенно плеснул себе еще, потом еще, а там и не заметил, как показалось прозрачное дно сосуда. Волшебное зелье иссякло, а с ним и эфемерная радость освобождения от грызущей тревоги.

Извеков хотел прилечь на турецкий диван, но возбуждение не давало ему сомкнуть глаз. Нет, одному решительно невозможно оставаться. Надобно пойти, но к кому, к жене или к дочери? Очень хотелось пойти к Ольге, грубо, по-хозяйски откинуть шелковое одеяло, овладеть ею, сонной и недовольной. Но даже опьяненным умом он понимал, что теперь это уже невозможно. Тогда, может, пойти к Вере и искать у нее утешения и жалости. Она рассердится, опять кричать станет, ругать его. Ничего не решив, он двинулся в коридор и пошел по пустому и гулкому дому, как медведь-шатун, которому не спится в своей берлоге. Извеков добрел до кухни, но не обнаружил там никакого ужина. Это досадное обстоятельство усугубило его мрачную меланхолию. И тут ему почудились звуки. Может, кто-то из женщин встал? Он поспешил наверх, на второй этаж, где располагались спальни. Однако все комнаты были закрыты. Он постоял в нерешительности, повернулся, собираясь идти к себе, как вдруг увидел слабый свет, лившийся из угловой крайней комнаты, которая раньше принадлежала покойной Тамаре. Вениамину стало не по себе. Померещилось или и впрямь там кто-то есть? Надо бы дворника разбудить. Но что это за силуэт? Господи, сохрани и помилуй! Тамара! Тамара! Боже милостивый! Допился, допился, проклятье, до горячки, до чертиков, в прямом смысле слова!

У Извекова подкосились ноги, он не мог пошевелиться. По коридору навстречу ему плавно двигалась его умершая жена. Высокая прическа из черных волос, любимое темно-зеленое платье облегает стройную фигуру, мертвенным блеском мерцают бриллианты на шее, на голове знаменитая шляпа, в которой она запечатлена на многих фотографиях. Вся фигура укутана газовым шарфом, через который горят глаза, устремленные ему прямо в сердце.

– Тамарочка! Я знал, что ты придешь именно сегодня! Конечно, это и твой день! Прости меня, я… – Вениамин судорожно сглотнул.

Призрак остановился словно в раздумье, а затем бесшумно протянул руку к возлюбленному супругу.

– Ты за мной пришла? – в ужасе пролепетал писатель. – Смилуйся, пощади! Прости меня! Ради бога, иди прочь! Оставь меня! Господи, кто-нибудь! На помощь! Прочь, прочь! Пощади! – Хмель вылетел из головы. Трясущейся рукой он осенил себя крестным знамением и начал бормотать первую пришедшую на ум молитву. Но это не испугало привидение. Оно снова двинулось по направлению к Извекову, и ему почудился тихий смех. От этого звука волосы встали дыбом, он закричал дурным голосом и бросился бежать на подгибающихся ногах. Внизу что-то загрохотало и затопало. Бесы! Сколько их тут, легион?!

– А-а-а! – кричал Вениамин, но ему казалось, что он не слышит своего голоса, что звук клокочет где-то в горле и не вырывается наружу. Так бывает в кошмарных снах, но это был кошмар наяву.

И тут он услышал знакомый голос, спасительно знакомый, но не успел обернуться, как дикая боль в груди ударила его будто кинжалом. Вениамин охнул и упал лицом в пол.

Читающая петербургская публика наслаждалась последним романом известного литератора и не подозревала, что это и впрямь последний его роман, ибо больше он уже не напишет ничего и никогда.

Полицейский следователь Константин Митрофанович Сердюков пребывал на даче Извековых уже почти целый день. Высокий, нескладный, тощий, затянутый в форменный сюртук, он напоминал гигантскую цаплю. Сходство усугублялось наличием длинного носа, уныло направленного в пол. Он мерил дом покойного романиста огромными шагами и сверлил все углы внимательным взглядом серых водянистых глаз. Уже были сняты первые допросы. Услышанное повергло Сердюкова в глубокие раздумья. Он вообще много думал. За это его ценило начальство, и потому именно ему было поручено расследовать странные обстоятельства смерти популярного литератора.

Беседа с молодой вдовой оставила неприятный осадок. Миловидная блондинка с выразительными голубыми глазами была напугана смертью знаменитого супруга, но особенного горя не испытывала, да и не скрывала этого.

– Почему вас удивляет моя реакция, господин следователь? – Она пожала плечами. – Конечно, смерть мужа – ужасное событие, но в последнее время мы жили врозь, вам многие это подтвердят. Прежние чувства умерли, нас ничего не связывает более.

– Тогда что же вы делали в его доме?

– Я приехала переговорить о разводе. Я хотела развода! – Ольге Николаевне неприятно было посвящать постороннего человека в семейную драму.

– И как господин Извеков отнесся к перспективе публичного скандала, не думаю, что его это устраивало? Ведь в своих книгах он выступает эдаким моралистом, поборником добродетели!

– Вот уж не думала, что у доблестной полиции есть время читать романы, – удивилась новоиспеченная вдова.

– Вы плохо думаете о нас, полицейских! Мол, тупые и ограниченные людишки, бегают с револьверами да воров ищут! Нет, сударыня, смею заметить, что и среди нашего брата есть люди, не чуждые прекрасного!

Сердюков слукавил. Конечно же, он и в руки не брал сочинений господина Извекова, но был наслышан, так как вокруг только о нем и говорили. Неделю назад он обнаружил замусоленную книжку на столе у кухарки, аккурат между разделанной курицей и пучком сельдерея. «Помилуй, Степанида, так ты мне вместо бульону десяток страниц сваришь к обеду!» – забеспокоился Сердюков. Кухарка сердито сунула любимое чтение на полку над головой и обиженно засопела: «Что ж с того, книжка хорошая, душевная! Для женского полу очень даже приятная! А вы вот только и делаете, что газетки просматриваете, не убили ли кого да не ограбили ли!»

Тут кухарка была совершенно права. Сердюков по долгу службы читал «Ведомости Санкт-Петербургского градоначальства и городской полиции». Даже в такой газете появлялись сведения о романах Извекова, собственно, в одной из статей следователь и почерпнул свои оценки.