Наука страсти - Джулиана Грей Страница 3

Стефани всплеснула руками.

— Маскировка! Ну конечно же! Вы собираетесь замаскировать нас! Я буду молочницей. Один раз я доила корову, на летнем празднике в Швайнвальде. Произвела на всех огромное впечатление. Молочник сказал, что у меня природная тяга к вымени.

— Чушь. Молочница! Ну и мысль. Нет, мои дорогие. У меня на уме нечто куда более коварное, более изощренное. Более, если вы простите мне это слово… — короткая пауза для вящего эффекта, — …авантюрное.

Луиза резко втянула в себя воздух.

— О дядя. Что вы задумали?

— Признаюсь, идею я почерпнул у вас. Помните, много-много лет назад я приезжал навестить вашу… эээ… вашу очаровательную отчизну? Тебе тогда только исполнилось пятнадцать, Луиза.

— Я помню. — От дурных предчувствий голос ее звучал мрачно.

— Вы сыграли для меня спектакль. «Гамлета», насколько я припоминаю. Как раз та самая меланхолическая чушь, что так нравится пятнадцатилетним девушкам. — Олимпия подошел к книжной полке, пристроил локоть около первого тома и посмотрел на племянниц любящим взглядом.

— Да, «Гамлета», — настороженно произнесла Луиза.

— Я вспомнила! — воскликнула Стефани. — Я играла Клавдия и принца норвежского, что в конце оказалось очень неудобно, а Эмили, разумеется, играла Полония…

Олимпия улыбнулся еще шире.

— А Луиза была Гамлетом. Верно, дорогая моя?

Часы на каминной полке нежно пробили три раза. Корги вскочил, пробежал кружок, второй и тревожно улегся у ног Стефани, то и дело подергивая ушами в сторону Олимпии.

— О нет, — сказала Луиза. — Это исключено. Невозможно, уж не говоря о том, что это просто неприлично.

Стефани захлопала в ладоши.

— О дядя! Какая восхитительная идея! Я всегда мечтала походить в брюках, это такая свобода! Только вообразить! Вы абсолютный гений!

— Мы не будем, — отказалась Луиза. — Только представьте себе скандал! И… и унижение! Вы должны придумать что-нибудь другое.

— Ой, успокойся, Луиза! Ты позоришь своих предков-варваров…

— Надеюсь! По крайней мере у меня есть хоть какие-то понятия…

— Право же, леди…

— …покоривших степи России и памятники Рима…

— …о том, каков мой долг по отношению к памяти моего несчастного супруга, и брюки в него не входят…

— Мои дорогие девочки…

— …чтобы добиться богатства и власти, превративших нас в мишени для наемных убийц…

— ТИХО! — вскричал Олимпия.

Луиза замолчала, уставив в пустоту вытянутый палец. Стефани с мятежным выражением лица нагнулась и подхватила на руки дрожащего корги.

Олимпия возвел глаза к потолку, ища сочувствия в позолоченной лепнине. Ему казалось, что голова, не привыкшая к столь позднему бодрствованию, вот-вот свалится с плеч и покатится по испорченному корги аксминстерскому ковру.

Право же, он бы это только приветствовал.

— Ну что ж, прекрасно, — произнес он наконец. — Луиза отвергает мое предложение, Стефани его горячо приветствует. Эмили, дорогая моя? Полагаю, именно тебе придется подать решающий голос.

Стефани тоже закатила глаза, фыркнула и плюхнулась в кресло, прижимая к груди корги.

— Ну, значит, на этом все. Эмили ни за что не согласится.

— Я потрясена, дядя. Чтобы человек вашего положения мог даже просто подумать о подобном постыдном намерении? — Луиза с удовлетворением разгладила юбку.

Олимпия предостерегающе поднял руку и посмотрел на Эмили. Она сидела, выпрямив спину и переплетя пальцы. Голову она склонила набок, рассматривая какой-то далекий предмет глазами, в точности похожими на материнские.

— Ну, дорогая моя? — мягко произнес Олимпия.

Эмили постучала длинным пальцем по подбородку.

— Нам, конечно, придется обрезать волосы, — сказала она. — Луизе и Стефани замаскироваться будет проще, у них кость широкая, а вот я буду вынуждена носить бороду или хотя бы бакенбарды. К счастью, мы не относимся к дамам с большой грудью.

— Эмили! — потрясенно воскликнула Луиза.

— Эмили, голубка! — вскричала Стефани. — Я знала, что в тебе это есть!

Олимпия с откровенным облегчением хлопнул в ладоши.

— Решено! Вопрос улажен. Утром обсудим подробности. Куда делся чай? Должно быть, я приказал отнести его в ваши комнаты. — Он повернулся и нажал кнопку на столе: электрический звонок, проведенный тут всего месяц назад. — Ормсби вас проводит. Ну, вперед!

— Дядя! Вы не можете сейчас отправиться в постель!

Олимпия зевнул, потуже завязал пояс на халате и направился к двери.

— Однако именно туда я и отправляюсь. Просто изнемогаю от усталости. — Он помахал рукой. — Ормсби сейчас явится.

— Дядя! — с отчаянием воскликнула Луиза. — Вы не можете говорить все это серьезно!

Олимпия приостановился, взявшись за дверную ручку, и обернулся.

— Да бросьте, девочки мои, — сказал он. — Вам дадут соответствующие инструкции, вы разместитесь в респектабельных домах. Я свидетель, что вы все — актрисы выдающегося таланта. Кроме того, вы обладаете достоинствами и изобретательностью одной из самых аристократических семей. Помимо всего прочего, вам предоставляется моя неограниченная поддержка.

Он открыл дверь, широко развел руками и улыбнулся.

— Ну что может пойти не так?

Однако герцог Олимпия не пошел прямо в свою комнату. Он зашагал в противоположном направлении, по коридору в сторону лестницы для прислуги, находившейся в самой дальней части дома. У него за спиной постепенно затихали женские возгласы, полные негодования и возбуждения, и наконец стало совсем тихо.

Мисс Динглеби дожидалась его в нише рядом с буфетом, где хранилось серебро. Когда он приблизился, она издала неясный звук и вышла на свет.

— А! Вот ты где, моя дорогая, — сказал Олимпия, посмотрел на нее с высоты своего немалого роста и нежно положил ладонь ей на щеку. — Пойдем-ка в постель, и ты расскажешь мне все от начала до конца.

Декабрь 1888 года

Обветшавшая гостиница в Йоркшире (разумеется)

Потасовка в пивной началась около полуночи, как это обычно и бывает.

Не то чтобы у Эмили имелся богатый опыт драк в пивной. Раза два ей доводилось краем глаза видеть какую-то странную суматоху на деревенской площади в Швайнвальде (Швайнвальд по праву считался самой буйной из трех провинций Хольстайн-Швайнвальд-Хунхофа, возможно, потому, что находился ближе всех к Италии), но гувернантка или какой-нибудь другой взрослый всегда торопливо уводили ее оттуда до того, как брызнет кровь.