Любить не обязательно - Ирен Беллоу Страница 3

Картины ночного кошмара вновь замелькали перед мысленным взором, столь реальные, что Адам как наяву ощутил пыль и запах крови, и тело снова затряслось в лихорадке. Он знал: видения сгинут, если открыть глаза. Но он упрямо не размыкал век, опасаясь прочесть издевку во взгляде медсестры.

— Откройте глаза, — уговаривала Жюли. — Вы в Ницце, в клинике вашего брата. Вы в безопасности. — Одна прохладная ладонь легла на его щеку, вторая погладила влажный лоб.

Только ее тут не хватало! — думал Адам. Он хотел остаться наедине с тягостными воспоминаниями. Хотел оттолкнуть чуткие, нежные руки, но не смог. Ведь каждое их прикосновение сулило утешение и покой.

Адам с трудом разлепил веки: во взгляде его читалась такая мука, что Жюли задохнулась. Она привыкла иметь дело с физическими страданиями пациентов, но душевная боль, — не боль, агония! — застала ее врасплох. Готовая сделать все, чтобы облегчить эту пытку, и, опасаясь, что дара ее окажется недостаточно, Жюли коснулась губами впалой щеки.

Ощутив легкое прикосновение, Адам непроизвольно повернул голову, — так цветок пустыни тянется навстречу весеннему ливню. Уста их сблизились.

Шли минуты, а целомудренный поцелуй все длился. Молодые люди застыли, словно в оцепенении, не подозревая о таинственных силах, что уже пробудились к жизни в их душах.

Наконец Адам пошевелился, и Жюли инстинктивно отпрянула. Потрясенная до глубины души, с неистово бьющимся сердцем, она встала. Смущение и чувство вины охватили ее, не давая осознать значимость происшедшего.

Встретив смятенный взгляд девушки, Адам сомкнул веки. Но образ Жюли остался с ним как талисман, оградивший от ночных кошмаров, когда вновь наступила тьма.

Едва серо-голубые глаза закрылись, Жюли вздохнула с облегчением. Страдание и боль свели их вместе на краткое мгновение вне времени и пространства. Завтра, при свете дня, они и не вспомнят о случайном эпизоде. Второй раз за день Жюли взяла пациента за руку. Но на этот раз, дожидаясь, чтобы Адам заснул, она не грезила о Ференце Батьяни.

Жюли закончила перевязывать пациенту спину и принялась ловко бинтовать плечи. Доктор Буше, ассистент Ференца Батьяни, закрыл последнюю баночку с мазью и обернулся к девушке.

— Вы ведь скоро освободитесь?

— Еще минуты две, — улыбнулась Жюли. — Вам что-нибудь еще нужно, доктор Буше?

Слегка покраснев, молодой человек покачал головой.

— Просто хотел проводить вас домой, — тихо сказал он. — Если вы позволите…

Не успела Жюли ответить, в разговор вмешался пациент:

— Будьте добры, назначать свидания в другом месте и в другое время.

Нет, Адам Батьяни и святого выведет из себя, подумала Жюли, закусив губу: язвительный ответ так и дрожал на кончике языка. С того самого вечера, когда она избавила его от ночных кошмаров, Адам не упускал возможности выместить дурное настроение на медсестре, но других не задевал… вплоть до сегодняшнего дня.

Видя, как смутился молодой доктор, Жюли приветливо кивнула ему.

— Я, пожалуй, сама все закончу.

Решив, что в данном случае настаивать неуместно, доктор Буше собрал инструменты, застенчиво улыбнулся Жюли и вышел из палаты.

— Ну, и стоило ли грубить человеку ни с того ни с сего? — осведомилась Жюли, едва за ассистентом закрылась дверь.

— Ему? — Адам приподнял голову. — Я нагрубил вам.

— И то утешение! Полагаю, мне следует поблагодарить вас за оказанную честь?

Резкий тон медсестры заставил Адам изловчиться и взглянуть на Жюли.

— Ага, она таки умеет дать отпор! — Брови его сардонически изогнулись. — А я-то полагал, что вы — образец христианского всепрощения!

Прежде чем удостоить наглеца ответом, Жюли туго затянула повязку и закрепила концы бинтов. Адам сердито хмурился, золотистые пряди в беспорядке падали на лоб: ни дать ни взять непослушный мальчишка! Вот только язвительный тон и исполненный горечи взгляд не вяжутся с образом.

— Так оно и есть, — заверила Жюли, с трудом сдержав улыбку. — Но в вашем случае я решила сделать исключение.

Мгновение Адам смотрел на нее, а затем рассмеялся — к превеликому изумлению их обоих.

Когда я смеялся в последний раз? — спросил себя юноша и обнаружил, что не помнит.

Когда он смеялся в последний раз? — спросила себя Жюли и поняла, что вся его раздражительность и недовольство, все придирки последних дней изгладились из памяти, точно по волшебству.

Услышав смех брата, доктор Батьяни остановился в дверях: сердце его дрогнуло. Ничего подобного он не испытывал с тех пор, как впервые услыхал смех Марии, своей жены.

— Ну-с, — проговорил Ференц весело, проглотив комок в горле, — а меня вы посвятите в шутку?

— Ваш брат меня изводит.

— Ваша медсестра мне дерзит, — передразнил ее Адам.

— Не более чем вы того заслуживаете, — парировала Жюли, ловко переворачивая Адама на спину, прежде чем Ференц успел прийти ей на помощь.

— Я отчитал ее за то, что она назначает свидания ухажеру у моей постели. Вот она и злится! — сообщил Адам.

— Ухажеру?

Жюли подняла взгляд на Ференца. Брови его вопросительно изогнулись, словно крылья ворона, в глазах вспыхнуло изумление. Внезапно Жюли стало ясно, до боли ясно: Ференц Батьяни никогда не воспринимал ее как женщину, тем более желанную, и сердце ее разбилось на тысячу осколков.

— А, понятно. Так, значит, вот почему мой друг, Анри Буше, витает в облаках!

Дружеская улыбка Ференца не помогла унять боль, терзавшую душу.

— Если на сегодня я вам больше не нужна, я пойду. — Врожденная гордость помогла ей взять себя в руки.

— Ступайте. Я…

Шутливое замечание замерло у него на устах при виде укоризненного взгляда Жюли. Ну разумеется, бедняжка смущена! Он, Ференц Батьяни, привык к ее неоценимой помощи, к ее неутомимому усердию и склонен забывать о том, что Жюли молода и прелестна. Но он не глядит на женщин с тех пор, как шесть лет назад в его жизнь вошла Мария.

Братья долго глядели на дверь, за которой скрылась девушка. Оба ощущали неловкость, сами не зная почему.

— Где ты ее нашел? — спросил Адам, скрывая истинные чувства под маской цинизма. — В сиротском приюте? Или на улице?

Ференц покачал головой.

— Все произошло с точностью до наоборот. Это она меня нашла. — Будь на месте собеседника кто угодно, кроме Адама, он тотчас же призвал бы его к ответу за презрительный тон. — Жюли — превосходная медсестра, а ведь только это и имеет значение, — небрежно отмахнулся Ференц, ставя точку в дискуссии. В небрежности этой явственно ощущалось нечто показное. — Мне передали, ты отказался пить маковый настой…