Жена из России - Ирина Лобановская Страница 3

— Мама, почитай мне про Незнайку, — робко попросила как-то Маня в тот редкий час, когда мать находилась возле, и торопливо забралась с ногами на диван поближе к матери.

Очень хотелось прижаться к маме-Инне, обнять ее, подышать ее непривычным, недомашним запахом. Просто посидеть с ней рядом, такой всегда далекой и прекрасной. Недосягаемой, умной, высокой. Маня боялась матери, преклонялась перед ней и мечтала стать похожей на нее. Но лучше всего — чтобы мама сейчас, вот прямо в эту минуту обняла Машку, стиснула крепко-крепко, даже больно, как стискивают других детей — Маня видела на улице и у подруги Кати — и почитала бы книжку… И читала бы ее Машке долго-долго, каждый вечер, потому что книга большая, толстая, как раз на много вечеров рассчитанная. А потом хорошо бы начать читать ее снова с самого начала…

— Я ненавижу Незнайку! — простонала мать. — И вообще можно запросто навсегда отупеть, если постоянно читать детские книги.

— Разве ты их часто читаешь? — простодушно удивилась Маша. — А как же тогда дети, которые читают только детские книги? Дети тоже должны все отупеть?

— Настоящая мыслюха! — засмеялся отец.

Мать всплеснула руками.

— Какая ты, Масяпа, у нас сообразительная! Палец тебе в рот не клади! Пусть тобой займется бабушка. Ей не привыкать.

Маша вяло слезла с дивана и поплелась на кухню, потащив туда за собой любимую книгу.

— Марья, подожди! Видишь, Инна, как ты рассуждаешь, — назидательно сказал отец. — Тебе бы лишь поскорее спихнуть ребенка матери! И пусть о его воспитании позаботятся другие. Что и требовалось доказать. Неужели трудно один раз почитать сказку?

Маша остановилась и посмотрела на отца. Она хотела объяснить, что один раз — не надо, что тогда лучше никогда ничего ей не читать, а потом — мать ненавидит Незнайку… Как же тогда можно о нем читать? И зачем ненавидеть маленького глупого человечка, который никак не научится правильно жить и совершает ошибки одну за одной?

— Ах, мне трудно?! — тотчас закричала мать. — Это твое хобби — непрерывно меня обвинять! Да, я устаю! А если тебе легко, возьми книгу и почитай! Почему бы тебе не заняться ребенком, о судьбе которого ты так усердно печешься? Мася, ты бы попросила папу! И вообще ты уже умеешь читать сама.

— Он занят, — грустно ответила Маша. — Он пишет в журнал об искусстве Японии. И статья должна быть готова к завтрашнему утру. А сказки я люблю слушать.

В свои пять с хвостиком лет Манька была настоящим эрудитом.

— А я пишу в газету! — нервно ответила мать и неожиданно неосмотрительно обратилась к дочери: — По-твоему, что важнее?

— Журнал, — тихо сказала Маша. — Он толще.

Отец снова засмеялся.

— Съела, Инна Иванна? Получила по заслугам! Что и требовалось доказать. А кстати, ты очень мало пишешь в последнее время в свою распрекрасную газету. Таланта не хватает?

— Времени не хватает! — крикнула мать. — Стирал бы ты себе сам!

Маня стояла посреди комнаты, глядя растерянно и печально… Стирает все равно всем в доме бабуля, и отчего всегда, по любому поводу, нужно шуметь и раздражаться?.. Кто бы объяснил…

Мама, почему ты меня так не любишь?!.

На крики пришла бабушка и молча увела Машу за руку.

— Куда ты ее опять уволокла? — возмутилась мать, не замечая собственных противоречий.

Бабушка не ответила.

С самого раннего детства Машу окружали разговоры о наборе, верстках, шрифтах. Без конца обсуждались репортажи, интервью и очерки, пакости ответственного секретаря и невыносимый характер главного редактора. В представлении и воображении Мани этот таинственный ответственный секретарь, отвечающий за всё про всё, получился самым страшным злодеем на свете. По сравнению с ним даже страшные сказочные ведьмы Гингема и Бастинда из книги Волкова казались ласковыми феями.

Родители постоянно ездили на какие-то задания, бегали на пресс-конференции, визировали материалы, — в общем, их жизнь была суетливой, зато полной приключений, радостных встреч и общения с интересными людьми.

— Ты представляешь, мама, — захлебываясь от счастья и восторга, докладывала в субботу бабушке мать, — вчера Андрюша Миронов мне заявляет, что хочет разговаривать только со мной, и ни с кем больше! Что лишь я его устраиваю как журналист!

Маша таращила изумленные глаза, не в силах сразу вспомнить, кто такой Андрюша Миронов. Довольная бабушка одобрительно кивала. Отец скептически хмыкал из угла комнаты:

— Орлята учатся летать! И расправляют на лету крылышки. Камикадзе! Да он и с тобой разговаривать не собирается! Делать ему нечего, что ли? И почему вдруг такое запанибратство, откуда это фамильярное "Андрюша"? Вспомнишь мои слова, когда будешь снова до него дозваниваться. Это проще веника…

— Ну почему ты всегда все подвергаешь сомнению? — кричала возмущенная мать.

— Не все, — иронически поправлял отец, — а исключительно твои способности и знания. Ты слова от буквы не отличаешь и опять недавно умудрилась назвать известного мне полковника майором. Читал. Стыдоба, да и только!

— Ну да, я никак не могу разобраться в этих звездочках! Подумаешь, проблема!

— Не можешь — не пыхти! И не пиши о том, чего не знаешь. Сначала все проверь. И вообще придумать и написать легко — доказать трудно. Предположения к делу не подошьешь. Сколько раз тебе твердить одно и то же! Ты безалаберна.

Скандал нарастал с новой силой, бабушка осторожно подмигнула Маше, и она поторопилась вовремя убраться в свой уголок вместе с книгой подмышкой.

Маня быстро адаптировалась и привыкла к семейным сценам, в два счета научилась их не слышать, а заодно запомнила имена и фамилии членов правительства, министров и великих артистов. В двенадцать лет она бойко печатала на машинке свои первые стихи, легко отличала газеты по верстке и ориентировалась в пестрой и почти родной корреспондентской среде. И выбор ей делать не пришлось: куда же еще, если не на журфак?

Отец к тому времени стал заместителем главного редактора довольно толстого и успешного журнала, мать работала в издательстве, завязав, наконец, с тяжелым изучением военных знаков различия, корреспондентскими буднями и познаниями биографий певцов и актеров.

Дочку родители сначала устроили в престижную школу, уклоняющуюся в сторону иностранных языков, где Маня благополучно неплохо овладела английским, а потом — на свой родной факультет.

Престижную школу Маша не любила. Друзей у нее не появилось: она отчаянно стыдилась своего длинного роста. Ей все время казалось, что одноклассники и вообще все в школе смеются над ней, издеваются, говорят за спиной несусветные гадости. Каждое слово, любой разговор давались ей с трудом, и после уроков она неслась домой на самой последней скорости, боясь задержаться в школе лишнюю минуту.