Самый бешеный роман - Анна Богданова Страница 3

– Что это за неземная дева ходит по прозаическим коридорам?! – бросил он мне вслед своим опьяняющим, хрипловатым голосом. Я хотела было ответить, что эту деву зовут Мария Корытникова и что она приходит сюда по делу – тоже, мол, не лыком шита и тоже пишет романы, – но мой герой уже свернул к лифту.

В тот день я поняла – чтобы познакомиться, существует только один способ: как можно чаще попадаться ему на глаза. Этот путь, конечно, тернист и требует нечеловеческого терпения и удачи, но зато самый надежный. Чтобы он начал думать обо мне, нужно постоянно мелькать у него перед глазами. Тогда он обратит на меня внимание и в конце концов поймет, что именно я и есть его судьба. По крайней мере, таким способом Йоко Оно заарканила Джона Леннона, а пока мне ничего не оставалось делать, как встречаться с опостылевшими женихами.

Так вот, вчера вечером я должна была увидеться сразу с двумя сыновьями маминых подруг и внуком давней бабушкиной знакомой. У меня было полчаса свободного времени – с шести до полседьмого, и эти полчаса я решила потратить экономно и с пользой для дела – чтобы хоть недели на две от меня отвязались родственники и их друзья. Всем троим я назначила встречу с разницей в десять минут. С одним из них я должна была встретиться в центре зала на станции метро «Пушкинская», с другим – на «Тверской», а с третьим – на «Чеховской». Получалось по десять минут на каждого. Каждого жениха мне подробно описали, сама я знала только одного – внука хорошей бабушкиной знакомой.

Я немного опоздала и, узрев первого претендента на мою руку и сердце, решила, что с ним вообще не стоит терять времени – все его добродетели как-то сразу померкли, стоило мне только увидеть этого «красавца»: лет 45, открытый лоб до затылка, козлиная жиденькая тускло-рыжая бородка, высокий, худой, в сером плаще под пояс, в очках, с черным «дипломатом» в руке. Ненавижу мужиков с «дипломатами», особенно в метро, в давке, когда они острыми углами своих «дипломатических» дефективных чемоданов пинают меня то по коленкам, то выше – в зависимости от роста. Этот определенно навяжется ко мне домой, откроет свой допотопный саквояж, и в лучшем случае там будут бутылка коньяка «Белый аист» и коробка ротфронтовских конфет. Я тут же представила, как он после первой рюмки начнет прерывисто дышать мне в ухо и щекотать шею своей жиденькой бородкой и наверняка от него дурно пахнет – каким-нибудь специфическим запахом пота или перхоти, а может, всего вместе. И тут же мне нарисовалось мое будущее: много-премного малышей в таких же очках и с жиденькими бороденками.

Время, отведенное на свидание, как-то незаметно пролетело, и я ринулась по ступенькам на «Тверскую». Честно говоря, последний раз я видела внука хорошей бабушкиной знакомой лет двадцать назад. Мы вместе отдыхали с ним после третьего класса на море. Никогда не забуду, как мы втроем – я, Власик и моя мама, – едва успев выгрузить из вагона тяжеленные сумки с консервами, поймали на лету его бабушку – Олимпиаду Ефремовну – грузную женщину с больными ногами. Остановка была всего три минуты, поезд уже тронулся, и его бабушка маханула через две ступеньки и скатилась на землю колобком, забыв от страха про свои больные ноги. Потом мы долго шли по указанному адресу – очень долго, потому что моей бедной маме приходилось сначала перетаскивать метров на десять вперед неподъемные сумки с провизией, а потом и саму Олимпиаду Ефремовну. Так что к месту нашего временного обитания мы пришли только под вечер.

Помню, уже начало смеркаться, когда мама в совершенном бессилии в последний раз перетащила хорошую бабушкину знакомую и поставила ее рядом с сумками около небольшого одноэтажного домика на берегу зеленоватого моря.

Влас всю дорогу рассказывал какие-то скучные и неинтересные истории, пытаясь развлечь меня, но от этого он казался мне еще зануднее, чем, наверное, был на самом деле. Мне тогда хотелось только одного – зайти в этот чудесный домик, утопающий в цветущих кустах шиповника, натянуть купальник и залезть в воду.

Жили мы вчетвером в одной комнате целый месяц, и все это время Влас был для меня, что заноза в пальце, – он ревновал меня ко всем мальчишкам, которые пытались за мной ухаживать, закатывал истерики, говоря, что раз мы сюда приехали вместе, то я ни с кем, кроме него, не должна дружить. Обычно подобные разговоры заканчивались дракой – я уходила вся в синяках, он – в царапинах. Ближе к вечеру он подлизывался ко мне, чтобы погулять по пляжу и наловить светлячков. Когда на улице становилось совсем темно, мы брали по банке и запихивали туда странных насекомых со светящимися брюшками, но я старалась не отходить далеко, собирая жучков рядом с домом. Я ждала, когда мама пойдет на свидание. И стоило ей только выпорхнуть из домика в своем лучшем платье, стоило мне только уловить знакомый запах любимых маминых духов, как я тотчас бросала банку в траву и отправлялась за ней следить. Влас хвостом тащился за мной, приговаривая:

– И зачем ты только за ней ходишь везде? Лучше бы набрали полные банки светлячков, а ночью они бы светились вместо настольной лампы…

– Иди, собирай, – шептала я, но он неотступно следовал за мной, боясь отстать.

– Ну вот ты мне объясни, зачем ты за ней ходишь? Бабушка говорит, что ты очень нехорошо делаешь, что следишь за мамой, – канючил он.

– Что еще говорит твоя бабушка?

– Говорит, что ты не даешь ей устраивать свою личную жизнь.

– Твоя бабушка недальновидная женщина! Разве можно устроить личную жизнь на курорте?

– А почему нет? Ведь мы с тобой уже устроили!

– Чего-чего? – возмущалась я.

– Ничего. Мы с тобой обязательно поженимся, – уверенно говорил он, но я его больше не слушала, потому что была поглощена слежкой.

Я заявляла о себе в самые неподходящие минуты. Мама и ее очередной поклонник, успев от души повеселиться в местном прибрежном ресторанчике, приходили на пляж и усаживались в самом глухом, безлюдном месте. И как только ухажер придвигался к ней ближе, как только клал ей руку на плечо и привлекал к себе, я бесшумно вылезала из-под лавки и неожиданно для них смущенно покашливала:

– Кхе-кхе…

Кавалер сначала пугался, потом мама обрушивалась на меня с упреками, а ухажер в темноте с негодованием начинал кричать:

– Ребенок у тебя какой-то ненормальный! Она что, слабоумная? Она не понимает, что так делать нельзя? И вообще, ей в это время нужно быть в постели!

– Не нужны мы ему, ма, – кротко и ничуть не смущаясь спекулировала я.

Тогда мать со злостью хватала меня за руку и отводила домой. За нами, словно тень, плелся Влас.

Мамаша укладывала меня в кровать, ложилась сама, делая вид, что тоже собирается спать, а когда минут двадцать спустя бесшумно вставала, я противным голосом говорила:

– Что-то не спится мне. Наверное, завтра будет шторм.

– Тьфу! – слышалось в темноте. Мама переодевалась, ложилась и уже по-настоящему засыпала. Я ликовала.

Лишь на пять вечеров, к великому счастью мамочки, я потеряла бдительность. Дело в том, что я познакомилась с двумя братьями – один был на два года младше меня, а другой – на год старше. Они приехали сюда откуда-то с Крайнего Севера на целых три месяца и рассказывали кучу интересных вещей, например про полярную ночь. Они каждое лето, оказывается, приезжают с родителями на юг отогреваться. Мы несколько вечеров подряд разводили на берегу костер, жарили ячменные колоски и хлеб на палочках. Влас каждый раз молчал, с северянами не разговаривал и только мне на ухо шептал одно и то же: