Алмазный браслет - Даниэла Стил Страница 3

И только когда Саша пригрозила уйти из галереи и открыть свой салон, Симон наконец согласился, правда, с большой неохотой и ворчанием. Саша, хоть и в несколько смягченном варианте, не уступала отцу твердостью характера и упорно стояла на своем. Едва достигнув согласия с Симоном, она перестала принимать своих художников в общей галерее, где ее отец был с ними так непочтителен. Спустя год после переезда в Париж она торжественно открыла в галерее отдел современного искусства. И, к удивлению отца, стала получать неизменно хвалебные отклики – и не просто потому, что была Сашей де Сювери, а потому, что имела безошибочное чутье на хорошее, настоящее современное искусство – точно так же, как и ее отец в отношении других эпох.

Примечательно то, что Саша одинаково хорошо разбиралась и в том, и в другом. Она отлично знала то, чем торговал отец, и столь же блестяще разбиралась в самых современных работах. К тридцати годам, то есть через три года после открытия своего отделения галереи, она превратила его в самое значительное собрание произведений современного искусства в Париже, а может быть, и во всей Европе. При этом она получала от своей работы подлинное наслаждение. И от жизни. Как и ее драгоценный Артур. Тот восхищался усилиями жены, поддерживал ее в каждом начинании, в каждом решении, в каждом вложении средств – даже больше ее отца, который хоть и уважал интересы и познания дочери, но относился к сфере их приложения весьма скептически. Но он не отрицал того факта, что ей удалось вдохнуть в галерею новую жизнь, причем исполнить это с блеском.

Артур приходил в восторг от того, насколько разная у них с женой работа. Он восхищался ее умением представить живопись как выражение радости жизни, а шутовство ее любимых авторов его забавляло. Какой контраст с сухарями-банкирами, с которыми имел дело он! Артур сопровождал жену во многих поездках по городам, куда она ездила знакомиться с новыми художниками, а посещение художественных выставок стало его любимой формой досуга. Свой трехэтажный флигель они превратили в своеобразный музей современного искусства. А работы, которые Саша продавала в своей части галереи, были куда более доступны по цене, нежели полотна старых мастеров в галерее отца. Семейный бизнес процветал.

Саша управляла своей частью дела уже восемь лет, когда прозвучал первый тревожный звонок. Банк, в котором Артур уже был партнером, стал настаивать на его возвращении в Штаты на место управляющего. Проблема возникла, когда двое других партнеров погибли при крушении частного самолета, и теперь руководство банка сходилось в том, что лучшей кандидатуры на место управляющего, чем Артур, не найти. По сути дела, другой кандидатуры вообще не было, и у Артура не было никакой возможности отказаться. Карьера для него была не менее важна, чем для Саши, к тому же работа Артура оплачивалась весьма щедро. Надо было возвращаться в Нью-Йорк.

Объясняясь с отцом, Саша обливалась слезами, да и у того глаза были на мокром месте. Все тринадцать лет супружества Артур поддерживал ее во всех начинаниях, и теперь настал ее черед стать ему поддержкой. Она была готова. Не просить же его бросить карьеру ради нее, чтобы она могла остаться со своей галереей и со своим отцом, который, нельзя отрицать, начал заметно сдавать. Саше было уже тридцать пять лет, а Симону – восемьдесят пять, хотя он и держался молодцом. Им еще повезло, что Артуру удалось столько лет проработать в Париже без ущерба для его карьеры. Но теперь настала пора ему ехать на родину, а вместе с ним – и Саше.

Саша оказалась верна себе. Не прошло и полутора месяцев, как она выдала новую идею. До переезда в Нью-Йорк оставался месяц. Поначалу она ошеломила отца своим предложением. Он воспротивился всей душой – точно так же, как когда она затевала свою галерею. Но теперь она не прибегала ни к каким угрозам. Она умоляла. Ей пришла в голову идея открыть филиал галереи в Нью-Йорке, причем по обоим направлениям, классике и современному искусству. По мнению отца, это была бредовая затея. Галерея «Сювери» была самой респектабельной в Париже, к ним ежедневно обращались многие американские ценители искусства. И даже музеи всего мира. Объективно говоря, никакой необходимости открывать филиал в Нью-Йорке не было, если не считать того, что Саша теперь будет жить там, жаждет помогать отцу и дальше и по-прежнему любит свою галерею, которой отдано уже девять лет жизни.

Это был для них поворотный момент. Артур воспринял предложение жены с восторгом и целиком встал на ее сторону. В конечном итоге именно он и уговорил тестя, хоть Симон до последнего оставался убежден в безумии всей затеи. Саша предложила начать проект на свои деньги, Артур тоже хотел поучаствовать. Но в конце концов деньги дал отец – как всегда. Сразу по прибытии в Нью-Йорк она нашла для семьи квартиру на Парк-авеню, а для галереи «Сювери, Нью-Йорк» – каменное здание на Шестьдесят четвертой улице, между Мэдисон и Пятой авеню. И, как бывало всегда, когда Саша что-то задумывала, а потом вкладывала в осуществление затеи всю энергию и упорство, план удался на славу. Приезжавший несколько раз отец признал, что место для галереи она нашла идеальное. А на торжественном открытии спустя девять месяцев Симон был преис-полнен гордости. Саша была героиней нью-йоркской богемы. В тридцать пять лет она уже входила в число самых влиятельных мировых торговцев произведениями искусства, одним из которых был и ее отец, и только что вошла в состав правления музеев Метрополитен и Современного искусства, что было невероятно почетно.

Ксавье и Татьяне уже исполнилось двенадцать и десять. Ксавье любил рисовать, а Татьяна при каждом удобном случае брала в руки фотоаппарат и втихаря делала уморительные снимки взрослых. Внешне она была как маленький эльф, а Ксавье пошел в отца, только иссиня-черные волосы унаследовал от матери и деда. Красивые и ласковые дети, и оба говорили на двух языках. Родители решили отдать их в лицей в Нью-Йорке, а Татьяна только и говорила о том, чтобы вернуться в Париж. Она скучала по друзьям. Зато Ксавье без колебаний сделал выбор в пользу Нью-Йорка.

Два года пролетели на одном дыхании. Саша с упоением занималась галереей. Она часто летала в Париж, не реже двух раз в месяц. Иногда садилась на «Конкорд», летела к отцу и успевала в тот же день вернуться в Нью-Йорк, к мужу и детям. А летом она неизменно привозила детей во Францию. Навещала отца на вилле, которую он уже много лет снимал на Сен-Жан-Кап-Ферра, а сама с детьми жила в Эден-Роке. Симон обожал внуков, но в больших дозах они его утомляли. И хотя Саше не хотелось в том признаваться, отец сильно постарел. Ему уже исполнилось восемьдесят семь, и силы были уже не те.

Хочешь не хочешь, но надо было задуматься о том, как Саша будет одна управляться с делами. Она пока с трудом себе представляла, что может остаться без отца, но Симон был реалистом. Он прожил долгую жизнь и не боялся отойти от дел. Работники у него были хорошо обучены. Придет время, и Саша сможет жить там, где ей будет удобней, в Париже или Нью-Йорке, а дела за нее там или тут будут вести другие. Конечно, придется бывать в обеих галереях и регулярно летать через океан, но выбор места жительства остается за ней – спасибо опыту и дальновидности отца. В обоих отделениях у них работали первоклассные специалисты. И все же домом для нее по-прежнему был Париж, хотя жить и работать в Нью-Йорке Саше нравилось. Теперь уже не было никаких сомнений, что Артур слишком погружен в дела банка, чтобы жить где-то, кроме Нью-Йорка. И пока он не выйдет на пенсию, они будут жить в Нью-Йорке. Хорошо еще, что Симон пока был в силах управлять французским отделением фирмы. И это – в восемьдесят семь лет! Он по-прежнему был неподражаем, хотя уже и начал сдавать. И несмотря на это, а может, как раз по этой причине, когда он в восемьдесят девять лет скончался, Саша была потрясена. Она словно бы и не представляла себе, что отец не вечен. Симон умер так, как и хотел. Обширный инфаркт за рабочим столом. Врачи сказали, он умер мгновенно. Причем сделал это сразу после подписания серьезного контракта с одним голландским коллекционером.