Анатомия чувств - Гайя Колторти Страница 3

Твое «о’кей» вполголоса все-таки выдало неподдельную радость. «Отлично!» — подумал ты. Весь вечер дом будет в твоем распоряжении и можно пригласить друзей, Наутилуса и Паранойю, вместе посмотреть по телику товарищеский матч Италия — Франция.

Но, к сожалению, у родителей были другие планы.

— Ну что ж, Джованни, — сказал отец, — я думаю, ты не будешь против, если Сельваджа переночует у нас сегодня!

И все мечты о матче лопнули в одно мгновение как мыльный пузырь. Бац! Поскольку у тебя не было другого выбора, ты нехотя ответил: «О’кей». В твоей голове оно больше прозвучало как «ко», нокаут, амба.

— Вы непременно друг другу понравитесь, — уверенно предположил твой отец.

— О, я так хочу, чтобы вы стали друзьями, больше чем братом и сестрой! — воскликнула твоя мать, дрожа от возбуждения.

Ты тоже постарался изобразить на своем лице энтузиазм, хотя на самом деле в твоих намерениях было изобразить что-то вроде Абсолютной Небрежности, ну, типа: «Да неужели? Потому что мне, простите, совершенно пофиг!»

— Мы заедем за Сельваджей домой к маме и привезем ее сюда, — сказал отец сорок минут спустя, уже у самой двери, вырядившись как пингвин, — в смокинге и белом галстуке, в заметном предвкушении того, что обещало стать Вечером Нового Мышления в маминой компании. — Ужин в холодильнике.

— Сельваджа умеет готовить, так что ни о чем не беспокойся! — подпела ему мама. — И вообще, можете делать, что хотите, — посмотрите фильм или прогуляйтесь, решайте сами! Мы будем поздно!

Ты кивнул по инерции. Можно подумать, тебя интересовало, умеет Сельваджа готовить или нет! Уставший до смерти после всего того времени, что ты провел в бассейне, тренируясь с настойчивостью психа, ты уже не хотел ничего другого, кроме как проглотить какой-нибудь бутерброд и в полуобмороке завалиться в постель.

Да уж, полное взаимопонимание… твою мать.

4

Помнишь? Из прихожей доносились голоса твоих родителей, и еще один, третий, незнакомый, приятный и сдержанный голос. Ты прислушался, и на тебя нахлынули детские воспоминания. Ты вновь ощутил то неповторимое чувство радости, которое переполняло тебя, когда, обжигаясь, уплетал восхитительный кусок пирога с джемом, только что из духовки, или после купания ощущал на теле ласковое прикосновение мягкого махрового халата, пахнувшего чистотой и цветами. Смешиваясь с голосами родителей, этот незнакомый голос в то же время контрастно выделялся на их фоне: казался неестественным, как если бы хозяин его пытался скрыть за нарочитым спокойствием досаду, или полное равнодушие, или что-то другое, а что — ты не мог понять.

Родители не переставая звали тебя и, если бы не получили ответа, в конце концов бросились бы искать по всему дому. Тогда Сельваджа сама позвала тебя. Это вызвало странное ощущение. С одной стороны, она не имела никакого права, абсолютно никакого, вторгаться в твою жизнь и торчать над душой, а с другой — как только ты услышал свое имя, произнесенное ею, глубокое чувство блаженства овладело тобой.

Ты же знаешь, этот голос решительно влек тебя.

Какая-то алхимия, будто возбуждающие чары парили в воздухе. И только когда она снова позвала тебя, ты вышел из своей комнаты с притворно-невинным видом и нелепым оправданием, что не слышал их криков из-за Франко Баттиато[3], вовсю старавшегося в этот момент в стереоустановке.

И тут ты увидел ее.

Она твоя сестра?

Проклятие, этого не могло быть! Такая как минимум могла бы стать твоей девчонкой. Ты в жизни своей не видел более красивого создания. Почти такая же высокая, как и ты, стройная, с идеальной фигурой, все округлости которой подчеркивала слишком облегающая одежда. Загорелая, разумеется, впрочем, она от рождения была смуглее тебя. Эта богиня в джинсах, кедах Converse лилового цвета и такой же футболке, с единственным украшением в виде бус, чем-то напоминавших лето, тащила по коридору огромный чемодан. Ну, конечно. Естественно. Можно было подумать, что ей предстояло задержаться здесь на неделю или около того, а не всего лишь на вечер.

В первый момент Сельваджа показалась тебе даже слишком худой, помнишь? Но нет, у нее было изумительное тело и прелестное лицо. Ты не мог оторвать взгляд от этих огромных, выразительных зеленых глаз, таких же, как у твоего отца (тебе-то достались по наследству от матери, при всем к ней уважении, обыкновенные, карие, ничего особенного). У нее был тонкий профиль и хорошо очерченный лоб, по крайней мере тебе так показалось, скрытый под очаровательной челкой.

В отличие от тебя, у нее были не темно-каштановые, а черные как смоль волосы, шелковые, блестящие, длинные — почти до лопаток. От них исходил легкий приятный запах, и тебе сразу же захотелось окунуть лицо в эти прекрасные волосы, небрежно схваченные на затылке в хвост. Но ты же не был слюнявым романтиком, потерявшим голову от такой красоты и готовым на безрассудные поступки. Ты сдержался.

Она приблизилась, а ты так и застыл на полпути. Она бегло оглядела тебя с головы до ног.

— Мама, да он просто копия Джонни Стронга! — воскликнула она, бесцеремонно разглядывая тебя со всех сторон с удивленным выражением лица, будто увидела инопланетянина.

О’кей, приходилось признать, ты действительно чем-то напоминал актера Джонни Стронга, хотя такого уж безусловного сходства, как казалось ей, все-таки не было. У вас со Стронгом была однотипная форма лица, темные растрепанные волосы и «Camel light» в уголке губ, которая обычно добавляла шарма твоему облику. Но в тот момент, застигнутый врасплох, ты непредусмотрительно оказался без сигареты. Проклятье! Конечно, если подумать, этот образ как copyright принадлежал Голливуду и актеру Джонни Стронгу, но если богине в коридоре он нравился, то чего ради отказываться от него, мой дорогой Джованни, даже на уровне позы?

Правда у тебя был еще более меланхоличный вид человека себе на уме, чем у беспокойной и вечно подающей бог знает какие надежды на вечер актерской знаменитости. Это, однако, не исключало многозначительных взглядов девчонок, когда ты проходил по улице. Но вернемся к ней.

Она легко ущипнула тебя за руку, без всякого на то разрешения, и ты отшатнулся в недоумении. Очевидно, она была недостаточно воспитана, чтобы понять, что ты намерен сохранять дистанцию. Этим легким прикосновением она будто ключом открыла и вытащила наружу твои самые потаенные чувства и мысли, словно выставив тебя напоказ — бац! — голым.

Она, казалось, тоже на какое-то мгновение смутилась. А ты тем временем в который раз старался заставить себя думать, к величайшему твоему огорчению, что она твоя ближайшая родственница, а посему ты не можешь обращаться с ней просто как с девушкой.

Но легкое и нежное прикосновение как молния пронзило и обожгло тебя изнутри, наполняя чем-то удивительным и неопределенным, чего ты, будучи стопроцентной сардиной в масле, до сих пор еще не испытывал. О, ты струсил! Она вызывала в тебе такие необычные эмоции! Тебе безумно хотелось тоже коснуться ее, но ты не мог, потому что ты был ее братом, и это налагало табу на все — от самых простых жестов до самых натуральных инстинктов!