Засекреченное счастье - Вера Иванова Страница 3

— У тебя слишком низменные цели. Одну копейку заработать, другую… Зачем тебе это надо?

— Это не копейки! — протестовал Ромка. — Это очень даже приличные деньги. За копейки я и сам работать не буду!

— Ну, хорошо. И на что ты потратишь эти приличные деньги?

— Ноутбук вот купил. Машину теперь хочу, хорошую.

— «Шестисотый», — уточнял Вася.

— А хоть бы и так! Где же здесь твой «дефект цели»?

— Неужели ты сам не видишь? Твоя цель — машина, агрегат, какой бы она ни была — стиральной, копировальной… Ради машины ты способен выламываться с утра до ночи. Ради нее ты сам у себя крадешь время! И знаешь, чем это кончится?

— Чем же? — переспрашивал заинтригованный Ромка.

— Тем, что ты купишь эту машину, и все. Твоя мечта осуществится. И больше тебе мечтать будет не о чем. Или ты станешь копить свои копейки или центы на что-нибудь новое из этой же серии — еще более крутой сотовый, ноутбук, отель за границей… А станешь постарше — пойдут в ход холодильники, пылесосы, тачки, самолеты, яхты, виллы, унитазы хрустальные… и малахитовый гроб. Ну, может, ты закинешься на замок или даже собственный остров. И все! Ты будешь весь обставлен этими вещами, они заполонят твою жизнь, съедят пространство и время, высосут все соки, энергию, задушат, превратят в раба. Ты только и будешь, что беспокоиться, сдувать с них пылинки, охранять, чинить, проходить техосмотр, платить налоги, выкидывать старые и искать место для новых… Все! Твоя жизнь превратится в обслуживание вещей.

— А может, не моя? Может, я найму слуг, которые всем этим будут заниматься? — Роман не желал уступать в споре.

— Тогда твоя жизнь превратится в обслуживание слуг и денег! — Вася любил парадоксы.

— Как это — в обслуживание слуг? То есть это я их буду обслуживать, а не они меня?

— Очень может быть. Найти в наше время честного и порядочного слугу — большая проблема, — Вася говорил так серьезно, как будто имел в этом вопросе большой опыт. — Слуги — это ведь тоже люди, и, кстати, ты это понимаешь как никто другой. Им нужно твое внимание, оценка их работы, твой надзор, поощрение или наказание… В общем, ты просто закопаешься в этих отношениях!

— А что же ты предлагаешь?

— Не западать на материальный достаток! Творить! Познавать мир! Изучать себя! Вот это, я понимаю, мечта.

— Чтобы познавать мир, тоже деньги нужны. И чтобы творить! — не сдавался Роман.

— С этим не поспоришь, — вздыхал Вася. — Но только когда монеты не цель, а средство.

— Ладно, умник! Проехали. Пусть у меня и «дефект цели», однако прокормить я себя сумею.

Обычно такие беседы заканчивались дружеской потасовкой и обсуждением вопроса, где бы еще подзаработать.

Лето было для этого самым удачным временем. Но каждый раз в конце мая Роману приходилось выдерживать настоящую битву с родителями. Он надеялся, что хотя бы на этот раз они поймут, что он уже вырос. Но нет, когда сын объявил, что летом собирается работать, родители прямо-таки восстали.

— И думать не смей! — оторвалась от телевизора мама, Ирина Степановна. — Ты еще маленький! Несовершеннолетний!

— Ма, мне уже пятнадцать! И у меня есть паспорт.

— Да зачем тебе это, скажи! Куда ты денешь столько денег?

— Для компьютера апгрейд нужен, это раз, велосипед новый, это два, а потом… потом, может, и на машину накоплю!

— Сын, ты не прав, — подал голос отец, Игорь Борисович. — У нас и на даче дел много. Ты забыл? Мы же собирались достроить веранду!

— Вот именно! — поддержала Ирина Степановна. — Чем унижаться перед этими, лучше отцу помоги!

Роман не мог не усмехнуться. Веранда — этакий семейный долгострой — олицетворяла собой весь ход их жизни. Строительство начали пять лет назад, но до конца так и не довели. Каждый год отец бодро принимался за дело, но потом пыл его иссякал, и веранда по сей день оставалась недостроенной. Доски темнели и ветшали, гвозди ржавели… Роман предлагал нанять помощников — в окрестных деревнях можно было найти желающих даже за те крохи, что могла заплатить их семья. Однако отец категорически отказывался: «Мы не баре, чтобы нанимать слуг. Мы можем обслужить себя сами». Но вся их жизнь свидетельствовала об обратном — обслуживать самих себя получалось плохо.

— Хорошо, я поеду на дачу и помогу отцу, — Роман не хотел спорить с родителями и решил пойти на компромисс. — Но только при условии, что зарабатывать вы мне тоже разрешите.

Родители согласились, и Роман, побродив среди строящихся домов коттеджного поселка, что был невдалеке от их дачного кооператива, довольно быстро нашел работу. Оказалось, что рабочие руки нужны буквально всем, так что Роман даже мог выбирать. Больше всего ему понравились те условия, которые предложили в коттедже у Шестовых.

— Пять долларов в час — так я плачу всем своим неквалифицированным рабочим. Питание за общим столом. Спецодежда и инструменты за счет фирмы. За порчу имущества — штраф, за опоздание и некачественную работу — вычет из зарплаты. График — скользящий, по договоренности. Устраивает?

— Устраивает, — кивнул Роман. Больше всего ему понравился «скользящий» график — это значит, он сможет свободно распоряжаться своим временем и достроит наконец отцовскую веранду.

На том и порешили. В обязанности Романа входил уход за садом и машиной, мелкий ремонт сантехники и по дому, при необходимости помощь на кухне и в огороде — в общем, весь перечень работ, на которые был способен рукастый пятнадцатилетний мальчишка.

День приезда Юли был первым рабочим днем Романа.

Потекли ленивые, сонные, жаркие дни конца июня — лето катилось к «маковке», дождей не было, солнце стояло в зените, прибавляя работы Роману и усиливая скуку Юли.

В поселке, где громадные недостроенные коттеджи были отделены друг от друга высокими каменными заборами, она не знала никого — в большинстве домов вообще пока никто не жил. Лишь несколько более или менее пригодных для обитания зданий оккупировали бабушки или няни с младенцами — заливистый плач малышей нагонял на Юлю еще большую тоску, напоминая о веселом шуме города и оставленных там друзьях.

Купаться было негде, ни пруда, ни речки в обозримых окрестностях не наблюдалось. Возможно, где-то рядом и было что-то подходящее, но здешних мест Юля не знала, да и знать не хотела. «Надо же было выбрать для дачи такое гиблое место! Ни пляжа, ни речки… ни людей нормальных!» — ворчала Юля, целыми днями просиживая в занятом ею «пентхаусе» (так она называла самый верхний этаж) в Интернете или у телевизора, или же просто валяясь на диване и под грохот радиостанции «Девятый вал» листая старые журналы.

Рисовать не то чтобы не хотелось — было просто невозможно. Выходить в такую жару на пленэр — настоящее самоубийство, даже под зонтиком можно выдержать не более получаса — а что такое полчаса для художника! Один, от силы два беглых наброска… Но главное было не в этом. Неприязнь Юли к коттеджу, который она теперь считала своей тюрьмой, распространилась и на окружающую природу — девочка словно не видела, как хорошо вокруг, сколько замечательных видов открывается из окон большого, стоящего у самого леса дома. В пылу своего раздражения она воспринимала только плохое — а его вокруг тоже было немало — оставленные строителями бетонные плиты с торчащей арматурой, кучи песка и цемента… а также громкие крики рабочих, осваивающих другие объекты.