Танец с дьяволом - Шеррилин Кеньон Страница 3

— Чего ты от меня хочешь?

— Ты считаешь, что Зарек — угроза для всех нас, что он не должен жить. Хорошо. Все, чего я прошу, — суда по всем правилам. Пойдем к Фемиде. Если ее Судья сочтет, что Зарек действительно опасен для окружающих, я сам пошлю за ним Сими и положу его жизни конец.

Сими оскалила клыки. Они с Артемидой обменялись ядовитыми взглядами.

Наконец Артемида подняла глаза на Ашерона.

— Ладно. Но твоему демону я не доверяю. Как только Зарека признают виновным, я отправлю его прикончить Таната.

— Сими! — обратился Ашерон к своей харонтийской спутнице. — Домой.

Девочка-демон надулась.

— Ну вот! Опять «Сими, домой!», — передразнила она, неохотно меняя облик. — «Сими, не ешь Таната, Сими, не ешь эту рыжую богиню, Сими, не делай то, не делай это…» — Она фыркнула. — Как мне все это надоело! Я тебе не мячик, акри, чтобы меня швырять туда-сюда. Я Сими. И мне не нравится, когда мне сначала обещают, что можно будет наконец кого-нибудь съесть, а потом говорят: нет, нельзя, домой! Терпеть этого не могу! Я так давно не развлекалась!

— Сими! — строго остановил ее Ашерон.

Вздохнув в последний раз, демонесса превратилась в птичку и улеглась татуировкой на бицепсе Ашерона.

Эш потер руку: всякий раз, когда Сими покидала его тело или в него возвращалась, он ощущал легкий ожог.

Артемида бросила на новый облик Сими злобный взгляд. Затем подошла к Ашерону сзади, прижалась к нему, прикрыв татуировку ладонью.

— Рано или поздно я найду способ избавиться от этой твари у тебя на руке.

— Не сомневаюсь. — Он заставил себя не вздрогнуть, когда теплое дыхание богини коснулось его шеи. Ашерон терпеть не мог, когда ему дышали в спину, и Артемида прекрасно об этом знала.

Он обернулся к ней:

— А я найду способ избавиться от той, что у меня за спиной.

Лежа в плетеном шезлонге под мраморными дорическими колоннами, Астрид читала «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери. Эту книгу она перечитывала снова и снова — и всякий раз находила в ней что-то новое.

Сегодня она искала в этой сказке что-то доброе. Напоминание о том, что, несмотря ни на что, в мире есть красота. Невинность. Радость. Счастье.

И надежда.

Дуновение ветерка принесло с речного берега аромат сирени. Астрид вздохнула и прикрыла глаза. Сестры пытались ее развеселить, но она сказала им, что хочет побыть одна.

Сейчас даже они ничем не могли ей помочь.

Усталая и разочарованная, она искала утешения в книгах. В них еще осталось добро, кажется, прочно забытое людьми в реальной жизни.

Неужели в мире больше не осталось отзывчивости? Порядочности? Человечности?

Как удалось людям за какие-то несколько тысячелетий истребить в себе все лучшее?

И сестры ее — хоть она и любит их всем сердцем — ничем не лучше остальных. Такие же безжалостные, эгоистичные, глухие к мольбам и страданиям тех, кто для них посторонний.

Их больше ничто не трогает.

А она сама? Когда Астрид в последний раз смеялась? Или плакала?

Она как будто лишилась всех чувств и эмоций.

Бесчувствие — проклятие ее семейства. Сестра Атти давным-давно предупреждала, что эта профессиональная болезнь Судей не минует и ее.

Но Астрид была юна, глупа и тщеславна: она не слушала предупреждений, уверенная, что уж ее-то это не коснется!

Никогда она не станет равнодушной к чужой боли, к страданиям людей!

Но теперь радость сочувствия и сопереживания дарили ей только книги. Лишь герои книг — немые, вымышленные — и их приключения и переживания вызывали в ней какой-то душевный отклик.

Быть может, она даже рыдала бы над прочитанным… если бы не разучилась плакать.

За спиной послышались шаги. Астрид поспешно сунула книгу под подушку: не хотела, чтобы ее спрашивали, что она читает, не хотела признаваться, что утратила сострадание.

Она обернулась. По безупречно подстриженной лужайке, мимо трех пасущихся фавнов к ней шла мать.

Сегодня на Фемиде были приталенная голубая блузка с короткими рукавами и слаксы цвета хаки. Рыжие кудри мягко обрамляли вечно юное лицо. Никто не дал бы этой женщине больше тридцати — и тем более не признал бы в ней суровую богиню правосудия.

Мать была не одна.

За ней следовали Артемида и Ашерон.

Артемида — в классическом античном пеплосе. Ашерон — в своем обычном наряде: черные кожаные брюки, черная футболка, длинные белокурые волосы свободно падают на плечи.

По спине у Астрид пробежал холодок — как всегда при виде его. Было в Ашероне что-то… неотразимое, властно притягивающее взор.

И пугающее.

Ни среди смертных, ни среди богов Астрид не знала другого, подобного ему. Его притягательность не поддавалась объяснениям, но и отрицать ее было невозможно. Казалось, само его присутствие наполняет воздух чувственной жаждой, так что почти немыслимо смотреть на него — и не желать броситься к нему в объятия, сорвать с него одежду, упасть вместе с ним наземь и любить его без устали много-много столетий…

Но это не все. Кроме сексуальной привлекательности, было в нем и что-то еще — что-то древнее, грозное, хищное. Какая-то таинственная мощь, которой опасались даже боги.

Вот и сейчас в глазах Артемиды читался этот потаенный страх.

Никто не знал, какие отношения связывают ее с Ашероном. На глазах у других они почти не смотрели друг на друга и никогда друг к другу не прикасались. Однако Ашерон часто посещал ее храм.

Когда Астрид была маленькой, Ашерон часто приходил к ней в гости: играл с ней, учил пользоваться ее скромными сверхъестественными силами, приносил ей книги из прошлого и из будущего.

Именно Ашерон однажды познакомил ее с «Маленьким принцем».

Но, едва Астрид стала подростком и начала понимать, насколько привлекателен ее взрослый друг, эта дружба закончилась. Теперь Ашерон появлялся в их доме лишь изредка, а когда приходил, ясно давал понять, что между ними выросла незримая стена.

— Чем обязана? — обратилась Астрид ко всем троим.

— Милая, у меня есть для тебя задание, — ответила мать.

Астрид поморщилась:

— Мне казалось, мы договорились, что ты дашь мне отдохнуть!

— Послушай, кузина, — вступила в разговор Артемида, — ты в самом деле нам очень нужна. — Она бросила раздраженный взгляд на Ашерона. — Один Темный Охотник совсем отбился от рук.

Ашерон все с тем же бесстрастным лицом молча следил за реакцией Астрид.

Та вздохнула. Больше всего на свете она желала бы никого и никогда больше не судить. Тысячелетия судов и приговоров выжгли ее изнутри: она боялась, что никогда больше не сможет ощутить чужую боль.