Прелюдия любви - Элизабет Ренье Страница 3

— Что же привлекает тебя во мне, Энтони?

Он склонился и нежно поцеловал ее обнаженную шею.

— Твоя невинность, радость моя. Твоя доверчивость и невинность. Клянусь, я должен броситься перед тобой на колени в благодарность за то, что ты предлагаешь мне столь бесценный дар.

Растроганная его словами, Сара нежно улыбнулась ему:

— Почему бы и нет? Ты — моя первая, моя единственная любовь. Я знала это с той минуты, когда впервые тебя увидела. Ты явился на тот скучный вечер, который полгода назад давала моя мачеха, и неожиданно для меня все изменилось.

— Я прекрасно тебя понимаю. Со мной было то же самое. Я, в некотором роде, знаток женских чар. Но стоило мне увидеть тебя, как на других я уже смотреть не мог.

— Боюсь, что вначале я могла показаться тебе слишком простой и наивной.

— Это твои самые сильные чары, — произнес он, приподнимая ее подбородок.

Угадав его намерение, она слегка отстранилась:

— Энтони, нет. Не здесь, нас могут увидеть.

— Здесь никто не увидит, — уверял он ее.

Но только когда рука Энтони обхватила ее талию, Сара поняла, что не сможет оттолкнуть его. Она снова испытала чувство триумфа, что завоевала его в качестве будущего мужа — мужчину настолько опытного, настолько разборчивого. Она подумала о девушках, которые отдали бы все, что угодно, лишь бы в эту минуту оказаться на ее месте, чья зависть была слишком очевидна, и ее невозможно было скрыть за их притворными улыбками, за их добрыми пожеланиями. Она отдалась его поцелуям, чувствуя себя безнравственной, испорченной девчонкой.

— А ты разве не поцелуешь меня? — спросил он. — Или это повредит твоей невинности?

Ее щеки снова вспыхнули.

— Я… прости меня, Энтони, но матушка внушала мне…

— Что это в высшей степени неприлично? — Он рассмеялся. — Очень хорошо, моя маленькая Сара. Я буду терпелив — до тех пор, пока мы не поженимся. Но потом, уверяю тебя, я ожидаю от тебя большего, чем смиренное послушание.

Она склонила голову и почти беззвучно проговорила:

— Да, конечно, Энтони. Когда мы поженимся, все будет по-другому.

Он поднял ее подбородок и легонько потрепал за щеку:

— Не расстраивайся, моя любовь. Я умею ждать. При всей моей запятнанной репутации я вполне способен сознавать, что нашел женщину, достойную большей преданности, чем я выказывал кому-либо до сегодняшнего дня.

И он отвел ее к сэру Роджеру Соверли, который так ее развеселил, что она немедленно позабыла смущение и минутное чувство неловкости. И снова она благословляла добрую удачу. Энтони был так нежен, отнесся к ней с таким пониманием. Он берег ее чувства. Сара с полной уверенностью считала себя самой счастливой женщиной.

Но тут ее блаженное состояние было внезапно нарушено. Боковая дверь, ведущая в сад, рывком распахнулась. И в бальную залу ворвался человек. Он был одет в серую куртку тонкого сукна и бриджи. Его волосы, короткие и вьющиеся, были так же серы, как и одежда, а кожа так же черна, как и его туфли. Из раны на щеке текла кровь. Он остановился, наполовину согнувшись, шумно вдыхая воздух, тогда как его темные блестящие глаза безнадежно озирали бальную залу. Вдруг в них вспыхнул лучик надежды. С криком он бросился вперед и распластался у ног Криспина Данси. Женщины закричали. Несколько мужчин двинулись было вперед. Музыканты сбились, потом и вовсе перестали играть.

Голос негра был полон отчаяния, он хрипел от ужаса:

— Масса Данси, масса Данси. Спасите меня, сэр, спасите меня.

Мгновение изумленной тишины взорвалось громкими звуками хриплых мужских голосов и топотом тяжелых ботинок по вымощенной плитами садовой дорожке. В дверном проеме показались двое мужчин. Они были одеты в грубую одежду, в руках — тяжелые дубины. Увидев, куда завела их погоня, они замерли в нерешительности. Затем один из них поймал взгляд отца Сары.

— Мои извинения, но вы, случайно, не сэр Уильям Торренс?

— Я сэр Уильям. Что означает это недостойное вторжение?

Говоривший нерешительно выступил вперед и указал пальцем на негра:

— Этот парень — беглый раб, сэр. Нам приказано поймать его любой ценой. Мы хотели сделать это в вашем саду, но он ускользнул и побежал сюда.

— Кому он принадлежит? — требовательно спросил сэр Уильям.

— Мистеру Себастьяну Шау, ваша честь, американскому джентльмену. Этот раб сбежал, когда два года назад мистер Шау посещал Англию. Сегодня утром мистер Шау обнаружил его в гостинице, где остановился, чтобы подкрепиться. Он счел возможным забрать его с собой, поскольку этот раб — его собственность, и отвезти обратно в Америку, куда завтра отправляется его корабль.

Раздался шелест вееров, и мужчины начали смущенно откашливаться. Сэр Уильям приказал повелительным тоном:

— Заберите его немедленно.

Негр дико вращал глазами. Он скорчился на полу, закрывая голову руками. Двое мужчин приблизились к нему, угрожающе поигрывая дубинками. Их губы искривила усмешка, полная грязного удовлетворения.

Сара взглянула на Энтони, теребившего свой рукав.

— Не позволяйте им снова его бить. Я этого не вынесу.

Энтони ничего не ответил. Казалось, он ее совсем не слышал. Сара была шокирована, увидев, что он улыбается, словно вся эта сцена представляется ему великолепным развлечением. Она оглядела бальную залу. Отвращение, раздражение, оттенок удовольствия, такого же, как у Энтони, — вся эта гамма чувств играла на лицах гостей. Ни на одном лице она не увидела хотя бы внешних признаков жалости.

Когда двое приблизились к негру, Криспин рванулся вперед, чтобы защитить его. Он повернулся к сэру Уильяму, отдав ему все тот же неглубокий поклон.

— Прошу прощения, сэр. Но здесь все не так просто, как вы полагаете. На самом деле этот человек вовсе не сбегал от мистера Шау. С ним обращались очень жестоко, и мой друг, хирург, обнаружил его лежащим в сточной канаве, от него было не больше пользы, чем от охромевшей лошади. Мой друг вылечил его. Позже он попросил меня стать вторым крестным отцом Джозефа, когда того крестили. — Он положил руку на плечо негру, который все еще сидел съежившись у его ног. Теперь он член христианской церкви, и с ним нельзя больше обращаться как с рабом.

— Все это так нелепо, — произнес сэр Уильям. — Мистер Данси, я просил бы вас отойти.

Тон Криспина был холодно-вежлив.

— Сожалею, что не могу на это согласиться. Моя обязанность в качестве крестного отца этого несчастного — оберегать его.

Двое преследователей переводили взгляд с одного джентльмена на другого: старший тяжело дышал, его узловатые пальцы вцепились в шарф; тот, что был помоложе, стоял неподвижно, упершись рукой в левое бедро, словно там у него была шпага, чтобы подавить любое сопротивление. В тишине они ожидали следующего приказа, тогда как гости нервно покашливали и неловко переминались с ноги на ногу.