Плененный любовью - Моника Маккарти Страница 3

Капитан наблюдал за ней с хищной улыбкой на лице, явно наслаждаясь ее страхом.

– Погоди, – произнес он. – Я хочу, чтобы ничтожная соплячка поплатилась за то, на что осмелилась. Бросьте ее в старый колодец на улице. – Его улыбка стала шире, белые зубы оскалились, как у волка. – Пусть помучается, прежде чем сдохнет.

Прошла вечность. Кейт не знала сколько часов миновало. Когда она отправлялась на рыбалку, было утро, а небо потемнело уже довольно давно. Последние угли от устроенных солдатами пожаров давно догорели.

Все пропало. Ее мать. Малыш. Ее друзья. Ее дом. Остался только пепел и эта ужасная яма смерти.

Кейт сдалась и больше не пыталась выбраться. Хотя свобода была всего в шести драгоценных футах от нее, все уступы, за которые можно было зацепиться руками и ногами, рассыпались под ее весом. Она пыталась упереться спиной в стену, но ее ноги были недостаточно длинными, чтобы, растянувшись, взобраться наверх.

Усталая, замерзшая и промокшая, она понимала, что надо беречь силы. Кто-нибудь придет и спасет ее. Кто-нибудь ее найдет.

Но сколько еще пройдет времени?

Каждая минута в этой дыре была пыткой. Сердце учащенно забилось в груди. Кейт ненавидела темноту, а ледяной страх стал соратником ее горя.

«Здесь нечего бояться, Киска Кэт [2]. Темнота не причинит тебе вреда».

Смеющийся голос – такой знакомый даже после стольких лет – всплыл из темноты словно призрак, преследующий ее жестокими воспоминаниями.

Что заставило ее вспомнить о нем сейчас? Отец, ее настоящий отец, который прогонял ее кошмары, когда она была ребенком, но который бросил ее, когда ей было всего пять лет. Он-то уж точно не придет за ней.

Из глаза покатилась слеза, и Кейт тут же смахнула ее рукой. Этот человек не заслуживает ее слез.

Глаза нестерпимо горели. Поначалу Кейт удавалось держать злость на привязи. Но на следующий вечер ярость вернулась. А на следующий – превратилась в панику, которая на следующий стала обидой. А на пятый обернулась самым ужасным чувством из всех – отчаянием.

Грегор Макгрегор созерцал обугленные руины деревни, его знаменитые черты были мрачны. За прошедший год войны он насмотрелся на всякие ужасы человечества, но это…

В горле образовался ком. Приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать содержимое желудка внутри. Его спутники – особенно Йен Маклин и Юэн Ламонт, которые были здесь меньше месяца назад, – кажется, тоже держались с трудом. Когда Маклин исчез за одним из сгоревших зданий, Грегор понял, что тот проиграл битву.

– Значит, это правда, – произнес Ламонт. – Черт возьми, все правда. Кто, дьявол подери, мог сотворить подобное? – Взгляд матерого следопыта был полон неверия и ужаса. – Все эти женщины и дети! – Его голос сорвался на разъяренный шепот: – Они убили их всех…

Ламонт отвернулся. Он, кажется, не ожидал ответа, да и Грегору было нечего ему сказать. Что тут можно ответить? Да, все было правдой. Обугленные тела, брошенные гнить на каждом пороге, не оставляли сомнений.

Часть ужаса сменилась яростью. Никогда, поклялся Грегор. Когда Брюс займет престол, такое никогда не повторится.

Полностью согласен с этим был и другой воин, Вождь Маклауд, предводитель тайного отряда короля элитных воинов, известных как Хайлендская гвардия. Он не покидал короля более чем на несколько часов за последние недели. Личный телохранитель, защитник, соратник, советник, Маклауд был всем для Роберта Брюса. И все же король послал своих самых доверенных людей проверить преданную деревню, давшую укрытие его людям после худшего поражения за весь недолгий период правления, наполненного несчастьями.

Бесстрашный западный горец, Вождь выругался, его каменное выражение обнажило редкий проблеск эмоций.

– На этот раз я хотел бы, чтобы наши информаторы ошиблись.

Грегор кивнул.

– Я тоже.

Гвардия прибыла, как только до них дошел шепот первых слухов о том, что англичане ополчились на деревню, оказавшую помощь бунтовщикам. Оставив временный лагерь в горах и лесах Голуэя, они проскакали больше сорока миль на восток через Дамрис в Лохмабен. Но у них не было ни одного шанса предотвратить произошедшую здесь бойню.

Как только Маклин возвратился к боевым товарищам, Маклауд повернулся к нему и его напарнику Ламонту. Стражники были двумя из нескольких людей, которым удалось уцелеть во время несчастья у Лох-Райан и найти здесь убежище.

– Никто не мог такого предвидеть. Это не ваша вина, ни одного из вас. Вы это понимаете?

Его голос звучал резко и властно, без всякой тени сострадания и убеждения. Ламонт и Маклин были воинами, они понимали приказы, а не воркование.

Несколько мгновений ни один из них не отвечал. Они переглянулись, затем Ламонт коротко кивнул, и его напарник через мгновение сделал то же самое.

– Хорошо, – сказал Маклауд. – Тогда давайте похороним людей как положено и вернемся к королю, чтобы сообщить, что мы обнаружили. Но не сомневайтесь, произошедшее здесь будет отомщено. – Он повернулся к Грегору: – Собери тела и принеси сюда. – Они стояли посреди обломков деревенской церкви, опознанной только по обрывкам веревки на теле священника. – Мы втроем будем копать.

Грегор кивнул и приступил к мрачной работе по сбору обгоревших останков мертвых.

«Кто-нибудь придет за мной…»

Кейт мечтала о рыцарях из рассказов трубадуров. О сильных прекрасных воинах на белых скакунах в сверкающих латах, ярких плащах, развевающихся на ветру знаменах, спешащих ей на помощь. О благородных рыцарях. Доблестных, отважных рыцарях. О рыцарях из детских сказок. В которые она когда-то верила. О таких рыцарях, как ее отец.

– Мой отец величайший рыцарь на всем белом свете! – хвастливо заявляла она детям, дразнившим ее незаконнорожденной.

– Ну и где теперь величайший рыцарь на всем белом свете, а, Кэти? – насмехались они.

«Не здесь».

Кейт очнулась мгновенно. Бредившая от голода и жажды, едва способная распрямиться из скрюченного положения, в котором провела бог знает сколько времени, она сперва удивилась звукам голосов. Она так долго и сильно молилась, что когда помощь наконец пришла, это показалось жестокой насмешкой воображения.

Но голоса становились все громче. Мужские голоса. Может, это снова английские солдаты? Они вернулись, чтобы мучить ее? Чтобы закончить то, что начали?

Кейт охватил панический страх, и сухие губы, уже раскрывшиеся, чтобы позвать на помощь, крепко сжались. Но потом она поняла, что должна попробовать. Если эти люди друзья, то это может быть ее единственным шансом на спасение. А если это англичане…

Может быть, они избавят ее от страданий.

Кейт открыла рот, чтобы позвать на помощь, но по какой-то злой, извращенной иронии голос застрял у нее в горле. Из глаз покатились слезы страха и отчаяния. Она хотела, чтобы голос звучал изо всех оставшихся сил. Но их хватило только на слабый шепот: