Дешевый роман - Вячеслав Прах Страница 3

«Юлии казалось, что ее преследует кто-то. Она боялась выйти из комнаты, ведь там, за дверью, таился невидимый враг, сам Дьявол вошел в этот дом, чтобы своими раскаленными лапами вырвать из нее душу и спустить в преисподнюю. Она дрожала, и с каждой секундой эта дрожь усиливалась.

– Кто здесь?

Тишина.

– Кто бы ни был здесь – выходи, а иначе я тебя убью! – Ее громкий голос переходил плавно в хрип, словно она застудила горло. Юлия откашлялась. – Выходи, я сказала!

Никто не вошел и не вышел. Она встала с кровати и включила свет».

«Вы обо мне забыли? Знал бы я, как вам напомнить о себе. Как мне передать, что вы можете увидеть меня, стоит вам подойти к окну и посмотреть во двор. Я смотрю на вас каждую секунду, вся моя жизнь – это окна гостиной и твоей спальни наверху. Я пион, а мои лепестки – это воздух, которым вы дышите.

Загорелся свет, ты не спишь? Что с тобой, милая? Почему я слышу твой крик? Чем я могу тебе помочь?»

* * *

– И как ты себе представляешь этот момент, когда будешь стоять на книжных полках?

Габриэль улыбнулся:

– Вот видишь, ты говоришь «я буду стоять», а не мое произведение.

– И что с этого? – не поняла Рита.

– У меня по телу дрожь, когда я представляю себе этот момент. Меня охватывает трепет и мне хочется делиться этим с тобой, хотя вернее было бы это от тебя утаить.

– Почему?

– Понимаешь, Муза, это моя мечта. А когда у людей разные мечты, то другой не сможет разделить с тобой эту радость.

– Я смогу. Всем сердцем смогу. Ты же мне веришь?

– Верю.

– Поделись.

– С большим удовольствием.

Габриэль отложил в сторону блокнот.

– Ты даже вообразить не можешь, каково это, когда тебя берут в руки, перелистывают, изучают, поглощают тебя без остатка. Все твое творчество. Всю твою душу, а творчество – есть душа. Смакуют тебя, словно хорошее вино, упиваются, пьянеют. Люди смотрят на твой мир твоими глазами. Они влюбляются в твоих героев. А я и есть – мои герои. Они влюбляются в меня, мои читатели. Я в эти минуты герой, который покорил этот мир.

Рита слушала внимательно, словно послушный ребенок. Мне нравится в Рите ее незагубленное детство, этим она меня и привлекла.

– А критика? Как ты к ней относишься? Ведь будут и те, кто не поймет твоей души.

– Ты права… – Я задумался. – Смотря о какой критике ты говоришь. Если это пена изо рта завистливых реалистов, которые сами не умеют мечтать, то я их отправлю в мир недописанных книг. Есть такое место, что-то вроде юга Франции, лазурных берегов. Но если критика конструктивная – человек подойдет и укажет мне на мою ошибку, объяснит свою точку зрения, – то я пожму этому человеку руку. Это не люди, а ангелы, уберегающие писателей от написанных ими бед.

– А может…

Я ее перебил:

– А ведь ты права, я совсем забыл о тех, кому предстоит плевать мне в лицо. Да ладно бы в лицо, в мое произведение, а это самое святое. Они наплюют на Юлию, на мой прекрасный пион, на мой почерк, на мое вдохновение – на тебя, Рита. Я даже и не задумывался об этом, это другая сторона медали, менее приятная.

– Ты сильный и сможешь устоять на ногах.

– Я смогу. Спасибо тебе, страсть моя. Ты придаешь мне веру в себя. Пожалуй, ты самый нужный человек в моей жизни. Я благодарен тебе за каждый прожитый с тобой день.

Шел второй месяц нашего знакомства с Ритой. Она открывала во мне все самое прекрасное, то, что я не хотел выносить наружу. Я переносил это на бумагу. Мои листы – мое богатство. Она разглядела во мне талант и каждый день слушала продолжение моей книги. Я читал для нее.

– А что будет со мной, когда тебя признают? Где буду я?

– Ты станешь моей женой.

– Правда?

Рита хотела обнять меня, но оступилась.

Конечно же нет, мое вдохновение. Я соврал!

– Правда.

Я не мог понять, то ли она так наивна, то ли она так умна. Я не пытался в ней разобраться, а лишь наслаждался ее ароматом, это как запах красок для художника, это как страницы новоиспеченной книги для писателя.

И каждый раз, когда мне хотелось бросить все – я говорил себе: «Я столько раз предавал свою мечту, что больше не имею на это права». И знаете, это помогало. Я писал вопреки!

Мы с Ритой лежали в горячей ванне и думали вслух. Думали обо всем.

– Рита, я хотел спросить у тебя.

– Да, Габриэль, я слушаю.

Она листала мой блокнот, подчеркивая некоторые слова и предложения, не важно, зачем она это делала, главное, что она была этим увлечена.

– А какая у тебя мечта? Ты все узнала о моей мечте, но так и не открыла мне свою.

Рита по-прежнему листала блокнот.

– Я думала, ты никогда об этом не спросишь.

От этих слов повеяло холодом.

– Прости меня, я так невнимателен к тебе. Я слишком углубился в свою книгу.

– Я знаю, поэтому ничего и не говорю.

Улыбнулась, но больше сделала вид.

– Моя мечта, чтобы ты стал писателем. Нет, не перебивай, Габриэль. Ты сейчас не писатель, а всего лишь фантазер, мечтатель, как ты говоришь. Многие начинали свои книги, но так и не заканчивали их. Они, разве, писатели? Они – пустословы. Я не хочу, чтобы ты был, как они. Я разглядела в тебе талант, и ты лишь должен ему поддаться. Нет, не бороться с ним, не сжимать кулаки и прикусывать губы, когда не получается что-то выродить. Ты должен поддаться. А затем тебя накроет волной, не бойся дальше грести, знай, что берег близко.

Я приоткрыл рот от удивления.

– Где ты этого набралась? Я раньше за тобой такого не замечал. То, что ты сейчас сказала – это правда.

– Я живу с тобой, я с тобой сплю. Я становлюсь твоим подобием.

– Все просто, – подвел я итог.

Рита продолжила:

– Моя мечта – чтобы тебя брали в руки, трогали, открывали, влюблялись, как ты говоришь. Моя задача тебя вдохновлять, быть твоей страстью и музыкой. Я приму любую позу, лишь бы ты вошел и оставил свой прекрасный почерк. Я стану призраком твоих книг, меня не прочтут твои читатели, не увидят мой образ, ты не откроешь перед ними мое лицо, но я та, которая живет на твоих страницах, которая движет тобой, твоими пальцами, когда ты заполняешь свои листы, когда наполняешься мной. Мне не нужна твоя слава, о таких, как я, предпочитают молчать. Мне лишь нужно, чтобы ты дописал свою книгу – это будет высшая награда для меня. Я всегда буду стоять у тебя за спиной, но меня никто не увидит.

Вода остывала, и в ванне становилось прохладно. Казалось, что я не моргал.