Ласты на каблуках - Ирина Мазаева Страница 3

В общем, чего уж тут рассказывать – все было так, как Лизочка себе это и представляла. И свечи, и шампанское, и медленная музыка. И взгляд Борюсика, все чаще скользящий по ее губам и ниже, ниже...

– Я опять чуть не забыл про подарок!.. – неожиданно остановившись прямо в середине волнующе медленного танца, сказал Борюсик.

Он оставил Лизочку стоять в центре гостиной, а сам сходил к входной двери и вернулся с огромным баулом.

– А я и не заметила, как ты внес его в квартиру, – удивилась она, – что это?

Но Борюсик молча медленно развязал тюк, вытащил из него огромную пушистую белую шкуру и расстелил ее у ног Лизочки. А потом спокойно и уверенно увлек ее вниз.

«Как это все могло произойти?» – думала Лизочка, сидя в воскресенье утром на любимом кресле, попивая кофе – одна-одинешенька!

Рано утром Борюсику позвонили, срочно вызвали куда-то, и он ушел. Лизочка, конечно, спокойно пожала плечами: хорошо, дорогой, увидимся завтра, но на душе у нее было как-то неспокойно. Никакой отстраненности. Загадочности и нездешности, или как это сказать?

Что поделать, каждая женщина очень серьезно относится к первой близости с мужчиной. Для женщины близость с мужчиной – это не просто секс. Это нечто большее. Это то самое мистическое слияние душ, о котором тайно или явно мечтает всякая женщина, сколько бы лет ей ни было. Не зря же говорят: «женщина отдается мужчине». «Отдается» – то есть «отдает себя». Не просто позволяет ему воспользоваться своим телом, получить и доставить удовольствие, но именно становится с этого самого момента как бы немножко – его собственностью. Становится «его женщиной».

Лизочка – на шкуре неизвестного животного – стала немножко женщиной Борюсика. Будучи дамой, как сейчас говорят, продвинутой, Лизочка все-таки не была лишена некоторых атавистических предрассудков. Ей иногда хотелось принадлежать кому-то. Но, конечно, принадлежать не совсем и не как вещь, а, как бы это сказать, принадлежать своей трепетной женской душой. Иными словами, хотелось любить.

Лизочка, выпив уже почти литр кофе со сливками, все еще пребывала в легком волнении от произошедшего.

Она

отдалась

Борюсику.

Это случилось.

Борюсик, как она и ожидала, был нежен, хотя и несколько порывист. Впрочем, для первого раза все вышло достаточно естественно, и Лизочка даже получила некое удовольствие, что было необычно с непривычным партнером. И, как ей показалось, Борюсик тоже остался доволен.

Тогда, черт побери, почему он убежал утром?!

Впрочем, Лизочка, будучи натурой неистеричной и уверенной в себе, тут же отмела малейшие позывы к самокопанию. Ушел – значит, действительно дела. Портить себе прекрасное настроение не хотелось. Портить себе настроение – это, знаете ли, последнее дело.

Лизочка сидела у окошка на любимом кресле, пила кофе и думала о мужчинах. О мужчинах вообще, а не только о Борюсике.

Лизочке всегда хотелось общаться с мужчинами. Ей хотелось их всех любить, сколько она себя помнила. А помнила она себя со второго класса школы все в том же Бибиреве, где она с детства жила с родителями. Она сидела – по причине хорошего зрения и смирного характера – на задней парте, разглядывала затылки мальчиков и страшно хотела влюбиться. Лизочка тогда еще не знала, как именно это происходит, поэтому просто смотрела на мальчиков и ждала.

Мальчики, если смотреть с задней парты на их затылки, были все совершенно одинаковые. Единственная разница была – в ушах. Уши у всех торчали под разными углами. Точнее, у одних они торчали, у других – нет. Самым лопоухим в классе был маленький, чуть ли не ниже самой Лизочки, рыженький мальчик. То есть ему втройне не повезло: он был рыжим, он был невысоким и он был лопоухим. Звали его вполне обычно: Саша. Многие имена Лизочка уже давно забыла, но его имя почему-то помнила. Звали лопоухого мальчика Саша, сидел он на соседнем с Лизочкиным ряду на второй парте, и наблюдать за ним было удобно.

Саша Лизочке страшно не нравился. У Лизочки тогда уже была прекрасно отстроенная система координат, в которой мальчику стыдно быть низеньким, стыдно быть лопоухим и стыдно быть рыжим. Надлежало быть высоким – чтобы стоять в самом начале шеренги на физкультуре! – иметь нормальные уши и цвет волос – быть, как все. Лизочка не была жестокой, она была реалисткой.

Лизочке нравился совсем другой мальчик. Он был выше Лизочки, и школьная форма была ему по размеру. У него не торчали уши, не росли рыжие вихры, а были настоящие электронные часы, которые ему привезли родители из Америки. Он, как и Лизочка, сидел на задней парте, но исключительно по причине своего высокого роста, а никак не смирного характера. Сидел через ряд от Лизочки, и наблюдать за ним на уроках было совсем невозможно.

Лизочка наблюдала за высоким мальчиком с часами на переменах. И чего-то ждала.

Ждала весь второй класс, весь третий и весь четвертый. Высокий мальчик не проявлял к ней никакого интереса. Дергал за косички, конечно, но как и всех остальных девчат. А лопоухий – подошел к ней однажды после уроков и предложил жвачку. Лизочка жвачку взяла, но когда он пошел с ней рядом по направлению к ее дому и попытался что-то рассказать, Лизочка его отшила. Ниже ее ростом, без всяких часов – идти с ним рядом казалось стыдно.

Лизочка уже тогда была серьезной и обстоятельной. Влюбиться хотелось, но не абы в кого. В самого лучшего, конечно. Бывают такие девочки, которые точно знают, чего они хотят. Во втором классе Лизочка уже не ковырялась в носу, как девочка, с которой ее посадили за одну парту, не сосала на переменках манжеты, как девочка, которая сидела перед ней, и не плакала у доски, когда не выучила урок, как многие. Она была хорошей девочкой и знала это.

Лизочка влюбилась в двенадцать лет в пионерском лагере.

Мальчика звали Женя, и он умел играть на гитаре. Вечерами, когда все сидели у костра, он приходил с гитарой, долго и важно настраивал ее, а потом пел. Когда он пел, он иногда закрывал глаза, и как-то по-особенному наклонял голову. Два вечера Лизочка слушала его, как и все, сидя где-то в общей компании их отряда. А на третий день шла она в корпус по тропинке после полдника и думала о том, как ужасно, что снова пришлось выпить это отвратительное молоко. Лизочка, как уже можно было догадаться, очень не любила делать что-то, чего она не любила...

Шла себе Лизочка спокойно, пинала ногой камешек. И вдруг поняла, что влюбилась.

Лизочка, ошарашенная, встала как вкопанная. И про камешек забыла, и про ненавистное молоко.

На третий вечер она стеснялась идти к костру. Она уже была не та Лизочка, как вчера, как позавчера, она уже была другой. Можно ли идти к костру, если там будет ОН? Как она посмотрит на него? А вдруг он заметит ее взгляд и все поймет? А вдруг он вообще не будет смотреть на нее? Ах, как страшно было Лизочке! Но не пойти она не смогла: хотелось.

Лизочка пила кофе и думала о любви. Думала обстоятельно, как над годовым отчетом. Все-таки голова женщине нужна не только для красивой прически.