Храню тебя в сердце моем - Фиона Макинтош Страница 3

– Носи его почаще и вешай проветриться, – предложила Нэнси, легко пихнув его в бок. Он знал, что ей нравится игриво прикасаться к нему. – Тогда запах улетучится.

«Возможно, нафталин отпугнет вирус испанки», – невесело подумал он, поправляя пиджак.

После ванны Джонс сразу же направился в небольшой сад рядом с его палатой. Он надеялся, что свежий воздух поднимет настроение и развеет запах дегтя. Сегодня на улице было теплее, возможно, дело шло к дождю. Хмурые тучи заволокли небо, но он все равно решил выйти, оставив теплое пальто висеть на крючке у двери. Он ненавидел это пальто. Его почистили, но от него все равно несло смертью. Вместо этого он надел под пиджак шерстяной свитер, который связала для него одна из сестер милосердия. Ему нравился его болотный цвет, и он надеялся, что женщина наконец увидит, что он его надел.

Он помахал одной из медсестер, проходившей неподалеку. Она была старше его, но ему нравилась ее серьезность.

– Как вы себя сегодня чувствуете, мистер Джонс?

– О, хорошо, хорошо, – дежурно ответил он. – Похоже, собирается дождь, – добавил он, переходя к следующей стандартной теме разговора.

Она посмотрела вверх.

– Вам не стоит задерживаться на улице.

– Не буду. Все, похоже, заняты, – заметил он, радуясь, что удалось повернуть беседу в нужное русло.

– Это вечеринка в честь мира – наконец-то мы ее дождались. Можно готовиться к самому счастливому Рождеству.

– В этом году много поводов для праздника, – согласился он и тут же пожалел об этом, поняв, что многие будут горевать по погибшим родственникам.

– Да, это правда, – ответила сестра Болтон, жизнерадостно махнув на прощание рукой. – Увидимся на вечеринке. Пришла новая посылка с «Таксидо» от наших американских друзей. Кстати, вам не мешает побриться.

Он кивнул и помахал ей в ответ. Ему бы пригодился новый запас табака. «Воспоминания могут покинуть тебя, – подумалось ему, – а вот вредные привычки почему-то останутся». Ему срочно нужно было ощутить вкус сигареты, потому что от одного лишь упоминания «Таксидо» захотелось курить. Он раскурил одну из последних самокруток, глубоко затянулся и почувствовал, как никотин достиг горла. Землистый вкус напомнил ему – всего на мгновение – о могиле. Но пытаться распутывать эту цепочку ассоциаций было бесполезно. Он знал, что бессмысленно зацикливаться на кусочке воспоминания, и заставил себя последовать совету врача, который считал, что разум сам восстановит воспоминания, когда полностью исцелится.

– Это как с твоей раненой ногой, Джонс. Просто нужно время.

Какой-то остряк – ему помнилось, что это как будто была Нэнси, – предположил, что вернуть ему память поможет еще один удар по голове. Он вздохнул, представив, как легко это было бы, и задумался, не попросить ли Нэнси принести ему хоккейную клюшку, чтобы проверить ее теорию на практике.

Свежий воздух потихоньку улучшал его состояние. По крайней мере, у него поднялось настроение. Врачи уверяли, что раненые, испытавшие то, что называется «контузия», нередко страдают потерей памяти. Частью его восстановительной терапии было общение с психиатром, и доктор Вон сказал, что такие провалы в памяти, как у него, хотя вообще встречаются редко, в последнее время участились, и это неудивительно, если учесть рассказы о том, что приходилось переживать на фронте солдатам союзных войск.

Так почему же он чувствует себя каким-то симулянтом? Он бы вспомнил, если бы мог, черт побери! Ему не нужно сочувствие. Он не сомневался, что не стал бы прикрываться потерей памяти, чтобы выбраться из ада, откуда его предположительно привезли. Что ж, больше он ни дня не проведет в этом месте, где на него смотрят с жалостью и общаются как со слабоумным, в ожидании того, что кто-нибудь его узнает – найдет и заберет, как потерянный багаж. Пришло время принять решение.

Когда он окончательно укрепился в этой мысли, неподалеку мелодично запела малиновка, возможно, та самая, и в этот момент из-за кустов неожиданно появилась та самая красивая женщина, которую он видел вчера. Он непроизвольно потянулся за карманными часами, которых у него при себе не было, а потом прикинул, что время было примерно то же. Сегодня она была в сером, но этот мрачный цвет отнюдь не выглядел на ней угрюмо. Костюм был идеально скроен и сидел великолепно. На ней была не та пышная юбка, как у большинства женщин, которых он видел здесь без больничной униформы. Ее юбка была довольно строгой и достаточно длинной, с аккуратным плиссе для удобства при ходьбе, но удачный фасон позволял представить форму ее ног, которые не были ни особенно длинными, ни короткими. Он не очень понимал, почему обращает такое внимание на ее одежду или почему так хорошо запомнил, во что она была одета вчера. Возможно, он работал с одеждой или тканями до войны? До пропасти, как он теперь это называл, в которую провалились все его воспоминания и были похоронены там вместе с трупами погибших солдат.

Не дав себе ни секунды на раздумья, он окликнул ее:

– Э… прошу прощения, мисс?

Она остановилась и повернулась к нему. Отступать было поздно.

– Простите, что задерживаю вас.

– Да? – откликнулась она. Ему понравился ее чуть хрипловатый голос.

– У вас огонька не найдется? – спросил он, радуясь, что его сигарета потухла.

Она покачала головой.

– Мне очень жаль, но нет.

«Нет, он не хриплый, – подумал Джонс. – Он сексуальный». Теперь, когда он видел ее губы, ее голос нравился ему еще больше. Ее губы были яркими и очерченными так же четко, как ее костюм.

Он пожал плечами.

– Тогда, может быть, вы уделите мне минуту своего времени?

Губы, которыми он любовался, слегка улыбнулись.

– Я не кусаюсь, честное слово, – добавил он.

– Чем я могу вам помочь?

– Не могли бы вы посидеть со мной несколько минут?

Она склонила голову набок, словно взвешивая его просьбу, потом посмотрела вокруг, проверяя, есть ли кто-нибудь рядом. Наверное, она пыталась решить, симпатичный он или просто странный. Решение, видимо, было принято в его пользу, потому что она подошла поближе. Либо это, либо ее охватила жалость.

– Я могу постоять с вами несколько минут, – предложила она. – Вы выбрали прекрасное место среди розовых кустов.

– Всего несколько месяцев назад здесь был душистый уголок, – признался он. – Но я между тем предпочитаю зиму, поэтому, возможно, голые кусты роз больше мне подходят. – Он протянул руку. – Меня зовут Джонс, – сказал он, внезапно испытав редкое чувство благодарности за возможность быть живым в присутствии столь ослепительной красавицы.

Темные глаза, казавшиеся черными в тусклом свете, заинтересованно блестели. Она мягко пожала его руку.

– Просто Джонс?

Ее лицо не было ни бледным, ни смуглым – где-то посередине, – а ее щеки очаровательно разрумянились от холода. Волосы цвета безлунной ночи во Фландрии [2] были заколоты сзади, а голову украшала небрежно сдвинутая набок шляпа с полосатым пером, торчащим назад из-под ленты.