Дикая роза - Дженнифер Доннелли Страница 30

Мысли о ней мешали сосредоточиться на Глэдис, а это никуда не годилось. Нынче вечером он должен еще продвинуться в осуществлении своего замысла.

– Я спрашивала, какой пудинг вам бы хотелось, – с беспокойством произнесла она. – К воскресному чаю. Вы что, меня не слушали?

– Нет. Совсем не слушал.

Глэдис сникла:

– Простите. Должно быть, этим разговором про пудинги я нагнала на вас скуку. Какая же я глупая! Даже не знаю, и зачем я столько болтаю. Я просто…

Макс взял ее за руку:

– Знайте, Глэдис, я думал о том, как сильно мне хочется вас поцеловать. Я много думаю об этом. Гораздо больше, чем о пудингах.

Глэдис вновь зарделась, ошеломленная услышанным:

– Ой, Питер, я… даже не знаю, что и сказать.

– Скажите, Глэд, что вы меня поцелуете. Всего один раз.

Глэдис беспокойно огляделась, затем быстро чмокнула его в щеку. На Макса пахнуло мокрой шерстью, тальком и камфорой.

– Это намного вкуснее «Бисквита королевы Виктории», – сказал он. – А теперь позвольте мне ответный поцелуй.

Он наклонился и поцеловал ее в губы, немного задержав поцелуй. После этого Глэдис не смела на него взглянуть. Зато Макс смотрел на нее и видел вздымающуюся грудь и дрожащие руки. Хорошо. Он подлил ей шампанского, повторив это несколько раз. Через полчаса Глэдис Бигелоу была пьяна.

– Ой, Питер, какое здесь вкусное шампанское! – воскликнула она. – Давайте выпьем еще.

– По-моему, котенок, вы выпили более чем достаточно. Пора отвезти вас домой.

– Я не хочу домой, – надула губы Глэдис.

– Вас мама ждет. Вставайте. Обопритесь на меня. Умница…

Макс поставил ее на ноги, помог надеть пальто и вывел из паба. Глэдис пошатывало. Пока шли к автобусной остановке, ему пришлось держать ее за руку. Через несколько шагов она споткнулась и, не подхвати ее Макс, растянулась бы на тротуаре, упав ничком.

Замысел Макса осуществлялся сам собой.

– Глэдис, дорогая, по-моему, вы перебрали шампанского. Вам нельзя появляться дома в таком виде. Нужно взбодрить вас кофе. Здесь поблизости есть места, где подают чай или кофе? – спросил Макс, с нарочитой внимательностью оглядывая улицу.

– Поцелуйте меня, Питер, – попросила Глэдис.

Язык у нее заплетался, и потому первое слово она произнесла как «цепелуйте».

Макс глубоко вдохнул:

– Я бы с радостью. Но каким хамом я буду после этого? Целовать девушку, злоупотребившую шампанским.

– Питер, никакой вы не хам, – с чувством возразила Глэдис. – Вы самый чудесный-расчудесный, удивительный мужчина, какие мне встречались.

– Глэдис, теперь я точно знаю, что вы пьяны, – улыбнулся Макс. – Послушайте, мы сделаем вот что. Я отведу вас к себе в комнату.

– Я… сомневаюсь, что это хорошая идея, – забеспокоилась Глэдис.

– Совсем ненадолго. Пока вы не протрезвеете. Заварю вам кофе покрепче.

– Не надо. Я прекрасно себя чувствую. Я вполне могу доехать домой. Честное слово.

Макс покачал головой:

– В таком состоянии я не отпущу вас одну. Так и под автобус недолго попасть. И проводить вас до дома тоже не смогу. Что ваша мама подумает обо мне? Она меня потом и на порог не пустит. Какой там воскресный чай!

От этих слов глаза Глэдис испуганно округлились.

– Ну хорошо, – беспокойно пробормотала она. – Я пойду с вами, но только чтобы выпить кофе. А потом сразу поеду домой.

– Разумеется. Всего на несколько минут. Затем я провожу вас на автобус.

Обняв Глэдис за талию, Макс повел ее по темным, вымощенным булыжником улицам в меблированные комнаты «Даффинс». Он помог ей подняться на крыльцо, отпер входную дверь и сунул голову внутрь, убедившись, что коридоры пусты. Как он и ожидал, они были пусты, ибо миссис Маргарет Даффин терпеть не могла, когда постояльцы курят, сквернословят, плюют на пол и болтаются по коридорам. Введя Глэдис, он запер дверь и поднес палец к губам. Она понимающе закивала, захихикала и попыталась снова его поцеловать, затем оперлась на него, и они вместе стали подниматься по лестнице.

– Питер, у меня голова кружится, – призналась Глэдис, когда они оказались в его комнате. – Я неважно себя чувствую.

– Прилягте, – предложил Макс, подводя ее к кровати.

– Нет. Мне нельзя ложиться, – запротестовала Глэдис.

– Глэдис, не надо упрямиться. – Макс уложил ее на кровать. – Просто полежите с закрытыми глазами. Головокружение скоро пройдет. Обещаю.

Глэдис послушно закрыла глаза. Ее голова опустилась на подушку. Она тихо стонала. Макс расшнуровал и снял с нее башмаки, после чего уложил по-настоящему. Ничего удивительного, что ей стало плохо. Ведь она одна выпила почти всю бутылку этого пойла.

Макс шептал ей успокоительные слова, говоря, что кофе вот-вот будет готов. Он не врал. Кофе понадобится, когда она проснется. Потом он ей скажет, что после кофе ее потянуло в сон, и она уснула. Через несколько минут Макс окликнул ее. Глэдис сонно отозвалась. Он подождал еще немного и снова позвал. Ответа не было.

Макс быстро прошел к единственному шкафу, открыл дверцу и вытащил фотокамеру со штативом. Через считаные секунды штатив уже стоял на полу, с прикрученной камерой. Максу не понадобилось опускать жалюзи – он сделал это заблаговременно. Он снял абажур с газового бра, после чего зажег две керосиновые лампы и поставил их поближе к кровати. Посчитав освещенность достаточной, Макс передвинул аппарат к кровати и занялся Глэдис.

Усадив спящую Глэдис на кровати, он принялся ее раздевать. Занятие было не из легких: одежек на этой девице хватало. Вначале пришлось расстегнуть и стащить с нее толстый шерстяной жакет. Затем костюмный жакет и юбку. Потом блузку с высоким воротом и корсет. Он едва начал стаскивать расшнурованный корсет, когда глаза Глэдис вдруг открылись и она сонно запротестовала. На мгновение Максу показалось, что все пропало, но веки Глэдис опять сомкнулись, и она погрузилась в сон.

Макс облегченно вздохнул. Ему не хотелось одурманивать ее хлороформом. После этого люди отключались на несколько часов, а его подпирало время. Если Глэдис не вернется домой самое позднее в десять, обеспокоенная старуха-мать постучится к соседям и попросит сообщить в полицию.

Макс швырнул корсет на пол, после чего быстро расстегнул камисоль и снял вместе с панталонами. Глэдис вновь шевельнулась и что-то пробормотала, но не проснулась. Когда Макс снял с нее чулки, он взмок от пота, но не позволил себе даже минутной передышки. Вместо этого он отвел руки Глэдис за голову, пристроил за ухом искусственный цветок и повернул лицом к объективу. Макс отошел, оглядывая созданную сцену, после чего быстро развел ей ноги. Картина получалась отнюдь не из приятных, но таковой она и была задумана.