Язон четырех морей - Жюльетта Бенцони Страница 30

Глава V«Британник»

Шесть дней спустя Марианна, в муслиновом платье огненного цвета и шляпке из перьев такого же оттенка, произвела сенсацию, появившись в ложе второго яруса театра Комеди Франсез. Граф Александр Чернышов сопровождал ее.

Второй акт «Британника» уже начался, но, не обращая внимания на пьесу и артистов, эти двое подошли к барьеру ложи и стали бесцеремонно разглядывать зал, привлекая всеобщее внимание. Без всяких украшений, кроме сверкавшего лаком удивительного китайского веера, Марианна во всем красном, так подходившем к золотистости ее кожи и блеску удлиненных глаз, была необычной и великолепной, как экзотический цветок. Все в ней казалось вызывающим, начиная от смело обнажающего грудь широкого декольте до запретного материала ее платья, шелковистого, воздушного контрабандного муслина, который Леруа оценил на вес золота и который резко контрастировал с плотным атласом и парчой других женщин, воздавая должное каждой линии тела Марианны. Рядом с ней затянутый в сверкающий орденами зеленый с золотом мундир Чернышов, высокомерный, с выпяченной грудью, едва не лопался от гордости, проводя властным взглядом по рядам зрителей.

Пара была действительно захватывающая. Тальма, игравший роль Нерона и как раз произнесший:

Так уж пришлось, в восторге от красы такой

Хотел я обратиться к ней, но голос был немой.

Недвижим я стоял, охвачен удивленьем… —

сам Тальма прервал на полуслове свою тираду, тогда как весь зал, пораженный совпадением, ибо эти стихи так подходили к новоприбывшей, разразился аплодисментами. Польщенная Марианна улыбнулась знаменитому трагику, который тотчас, прижав руку к сердцу, подошел к ложе и поклонился, как он сделал бы это перед самой Императрицей. Затем вернулся и продолжал диалог с Нарциссом, тогда как Марианна и ее спутник решили, что пора уже и сесть.

Но молодая женщина, чувствовавшая себя еще не вполне здоровой, пришла в театр не ради удовольствия послушать самого великого трагика Империи. Полуприкрыв лицо подрагивающей ширмой веера, она внимательно осматривала зал в поисках того, кого она надеялась найти. На представления с великим Тальмой трудно было попасть, и Марианна дала понять Талейрану, что будет весьма обязана ему за два места для Бофоров в его ложе на «Британника».

И в самом деле, они уже были там, в ложе, находящейся почти против Марианны. Пилар, еще больше похожая на испанку в черном кружевном платье, сидела впереди, рядом с князем, который, казалось, дремал, уткнувшись в галстук и опираясь обеими руками на неизменную трость. Язон держался позади нее, облокотившись на спинку кресла. Кроме них, в ложе расположились еще двое: женщина, уже в годах, и совсем пожилой мужчина. Женщина сохранила остатки былой красоты, которая должна была быть исключительной: в ее черных блестящих глазах еще горел огонь юности, и изгиб алых губ оставался решительным и чувственным. Она была одета в строгое, но богатое черное платье. У мужчины с редкими остатками рыжих волос на голове было одутловатое пунцовое лицо любителя выпить, но, несмотря на поникшие плечи, угадывалось, что у этого человека мощное телосложение и сила выше средней. Его облик невольно вызывал в памяти упорно не желающий падать, пораженный молнией старый дуб.

За исключением Язона, казавшегося полностью поглощенным сценой, глаза остальных не отрывались от Марианны и ее спутника, а Пилар вооружилась лорнетом, производившим впечатление направленного в упор дула пистолета. Талейран, по обыкновению, слегка улыбнулся, приветствовал Марианну сдержанным жестом и, похоже, снова погрузился в дремоту, несмотря на усилия другой своей соседки, женщины с черными глазами. По всей видимости, она засыпала его вопросами о пришедших. Рядом с собой Марианна услышала хихиканье Чернышова.

– Похоже, что мы произвели сенсацию.

– Это вас удивляет?

– Никоим образом.

– Тогда что вам не нравится?

На этот раз русский откровенно рассмеялся.

– Мне не нравится? Дорогая княгиня, знайте же, что я ничто так не люблю, как производить сенсацию, по крайней мере, когда это не вредит моим официальным обязанностям. И я хотел бы не простой сенсации с вашим участием… я хотел бы учинить скандал!

– Скандал! Вы заговариваетесь?

– Ничуть! Повторяю: скандал, чтобы вы оказались окончательно и бесповоротно связаны со мной без всякой надежды на освобождение.

В невинных на первый взгляд словах ошущалась легкая угроза, неприятно поразившая Марианну. Веер в ее руках закрылся с сухим щелчком.

– Итак, – медленно начала она, – в этом та великая любовь, которой вы донимаете меня с нашей первой встречи: вы хотите приковать меня к вам, сделать из меня вашу собственность… и собственность, неприступно защищенную, как я полагаю? Другими словами, по-вашему, лучший образ жизни для меня – это тюрьма.

Чернышов оскалил зубы в свирепой улыбке, но голос его остался мягким, как бархат.

– Вы прекрасно знаете, что я татарин! Однажды, на дороге в Самарканд, где трава не растет с тех пор, как ее вытоптала конница Чингисхана, бедный погонщик верблюдов нашел прекраснейший из изумрудов, без сомнения, выскользнувший из добычи какого-то грабителя. Погонщик был беден, страдал от голода и холода, а камень сулил огромное богатство. Однако вместо того, чтобы продать его и отныне жить в достатке и радости, бедный погонщик оставил у себя изумруд, спрятал его в складках засаленного тюрбана, и с того дня не было больше ни голода, ни жажды, ибо он потерял аппетит ко всему. Только изумруд имел для него значение. Тогда, чтобы быть уверенным, что никто не похитит его, он углубился в пустыню, все дальше и дальше, вплоть до неприступных скал, где ему оставалось только ждать смерти. И смерть пришла… самая медленная, самая ужасная, но встретил он ее с улыбкой, ибо изумруд остался у его сердца.

– Красивая история, – спокойно сказала Марианна, – и сравнение из самых лестных, но, дорогой граф, она заставляет меня радоваться вашему скорому отъезду в Санкт-Петербург! Вы слишком опасный друг!

– Вы ошибаетесь, Марианна, я не являюсь вашим другом. Я люблю вас и хочу вас, ничего больше. И не слишком радуйтесь моему отъезду, я скоро вернусь. К тому же…

Ему не удалось закончить. Отовсюду донеслось возмущенное шиканье, а на сцене Тальма с упреком посмотрел в сторону их ложи. Марианна спрятала улыбку за веером и приготовилась слушать. Удовлетворенный Тальма—Нерон обратился к Юнии:

Прошу, подумайте и взвесьте сами,

Достоин выбор сей вас любящего князя,

Достоин чудных глаз, померкнувших в плену,

Достоин счастья, ожидающего вас…

– Нет, вы только послушайте! – совсем тихо посмеивался русский. – Сегодня вечером Нерон говорит как по писаному! Словно он услышал меня.

Марианна только пожала плечами, прекрасно зная, что малейший ответ вызовет продолжение диалога и недовольство зрителей. Но сегодня Расин вызывал у нее скуку, и ей не хотелось слушать его. К тому же она пришла в театр не ради «Британники», а только чтобы увидеть Язона и особенно чтобы показаться ему. Она принялась осторожно оглядывать свое ближайшее окружение.