Летняя королева - Элизабет Чедвик Страница 30

– Лошадь охромела на переднюю ногу. – Девушка указала пальцем. – По-моему, не стоит садиться на нее.

Конюх провел ладонью по холке животного и копыту, которое оторвал от земли и как следует рассмотрел.

– А по мне, так с ней все в порядке, хозяйка.

– Я же говорю, она охромела, – теряя терпение, заупрямилась Петронилла. – Или ты собираешься со мною спорить?

– Нет, хозяйка. – Он стиснул зубы и уставился в землю.

– В чем дело? – подъехала Алиенора с Ла Риной на запястье.

– Стелла захромала, – пояснила сестра. – Придется мне ехать за спиной кого-то.

Алиенора вздернула брови.

– Мне понятна твоя уловка, – заметила она. – Даже если это не видно по твоему лицу, Эмери де Ниорт выдал вашу затею. – Королева взглянула на молодого рыцаря, который придерживал свою лошадь за уздцы, выжидательно и самодовольно улыбаясь.

– Госпожа Петронилла может разделить седло со мной. – Вперед выдвинулся Рауль. – У Пирата крепкая спина, он легко выдержит двоих.

Алиенора благодарно взглянула на него:

– Спасибо.

Это спасет Петрониллу от беды. Де Ниорт сник и отвернулся.

Петронилла бросила на Рауля хитрый взгляд из-под ресниц, сцепив руки за спиной, как шаловливый ребенок.

Рауль покачал головой:

– Надеюсь, Стелла быстро поправится.

– Уверена, что она только слегка повредила ногу, а с вами я буду в безопасности, ведь вы такой отличный наездник.

– У меня большой опыт, – сказал он, скривив губы.

Конюх крепко держал серого коня, пока Рауль подсаживал Петрониллу на широкий круп Пирата. Потом он сам сел на коня впереди нее и прибрал поводья. Девушка обхватила его за пояс, ощутив под ладонями сильные мускулы, представила, что́ будет чувствовать без препятствия в виде одежды. Она находилась совсем близко от него, но ей хотелось еще большей близости. Проникнуть в него… и чтобы он проник в нее.

Алиенору мучили привычные спазмы внизу живота, а внезапная горячая струйка крови между ног означала, что зачатия не произошло. Она позвала Флорету, которая принесла мягкую ткань для таких дней. Королева сделала вид, что не видит жалости в глазах женщины.

Придется сообщить Людовику, что беременность опять не наступила. Хотя, если подумать, он посещал ее спальню нерегулярно, в зависимости от различных церковных запретов, так что ее шансы зачать были невелики: откуда взяться ребенку, если в нее не попадало семя?

Спазмы не проходили, но Алиенора не любила залеживаться в постели, а потому устроилась с шитьем у окна, где свет лучше падал на ткань. Пока она выбирала иглу, в комнату ворвался Людовик, раскрасневшийся, со слезами ярости в глазах.

– Они меня отвергли, – прорычал он. – Какая наглость!

– Кто тебя отверг? – Алиенора отложила работу и с тревогой посмотрела на мужа.

– Монахи соборного капитула в Бурже. – Он сотрясал письмом, зажатым в кулаке. – Они отвергли Кадюрка и выбрали собственного архиепископа. Некоего выскочку по имени Пьер де ла Шатр. Как смеют они противиться воле и праву короля-помазанника, избранника Божьего! И это благодарность за то, что я верный сын церкви? – Он хрипло дышал.

Алиенора подвела его к окну, заставила сесть, налила бокал вина.

– Успокойся, – сказала она. – Их кандидат пока не рукоположен.

– И не будет! – Людовик выхватил бокал и выпил. – Я не позволю, чтобы эти подлые негодяи мне противоречили. То, что они творят, просто неслыханно. Я имею все права. Что бы ни случилось, клянусь святым Дионисием, они не будут торжествовать победу.

– Я знала, что так и произойдет, – вырвалось у Алиеноры, но она тут же поджала губы.

Что сделано, то сделано. Она ведь говорила мужу, что нужно посетить Бурж, разъяснить свои намерения, но он предпочел верить, что все подчинятся его авторитету на расстоянии.

– Я напишу папе и попрошу отменить выборы, а еще я не позволю де ла Шатру вступить в Бурж.

– Папа Иннокентий поддерживает свободные выборы прелатов, – напомнила Алиенора. – Быть может, он предпочтет поддержать их кандидата.

– Мне все равно, как он поступит. Я не приму этого монаха, которого не знаю, в качестве архиепископа. И я буду до последнего дыхания отстаивать свое право выбирать моих собственных церковников в моем собственном королевстве! – Людовик скомкал пергамент и швырнул в угол.

– Тебе следует написать папе примирительное письмо, – посоветовала жена.

– Я напишу ему так, как сочту нужным. Не я сею здесь раздор. – Он резко вскочил.

– У меня начались месячные, – сказала она, решив покончить с плохими новостями разом.

– Почему все так трудно? – с досадой воскликнул он. – В чем я провинился, что все и вся против меня? Я пытаюсь вести примерную жизнь, и такова моя награда: непокорное духовенство и бесплодная жена! – Он выскочил из комнаты, отбросив пинком попавшуюся на пути табуретку.

Алиенора прислонила горящий лоб к прохладному камню оконного проема. Ситуация в Бурже сложилась бы иначе, если бы Людовик подружился с местными монахами, как она говорила. А теперь начнутся раздоры и недопонимание. Людовик же примется демонстрировать направо и налево свой крутой нрав, усугубляя ситуацию. Вроде бы взрослый мужчина, король на престоле, а ведет себя как наивный ребенок, просто доводя ее до отчаяния.

Пробил поздний час. Петронилла была под хмельком, выпив слишком много крепкого темного вина за праздничным ужином. На следующей неделе двор возвращался в Пуатье, а затем в Париж – идиллия почти закончилась. Она столько танцевала в своих тонких лайковых туфельках, что разболелись ноги. Рауль, заявлявший, что не любит танцевать, тем не менее проявил грацию и живость, оградив Петрониллу от ухаживаний юношей, искавших ее благосклонности. Она смеялась до боли в боку над проделками шутов, присоединялась ко всем песням, хлопая в ладоши и гармонично выводя мелодию. Теперь все завершилось и люди расходились. Алиенора отправилась в свои покои, а Людовик пошел молиться.

За главным столом среди крошек и догорающих свечей сидел Рауль. Он подлил себе в кубок вина и ей плеснул немножко. Слуги вокруг прибирали, складывали столы у стены, но стол на возвышении нарочито обходили стороной.

– Итак, – проговорил Рауль, – за что мы с вами выпьем?

– Не знаю, сир, – ответила она с игривой улыбкой. – У вас больше опыта произносить тосты, чем у меня.

– В таком случае за прекрасное вино и прекрасных женщин Аквитании. – Он поднял бокал.

Петронилла нахмурилась:

– Прекрасных женщин?

– Только одну из них, – уточнил он, – за самую красивую сестру королевы.