Хозяйка Рима - Кейт Куинн Страница 30

— Это было не очень удачное издание, — спокойно отреагировал на это отец.

Пожелай Марк Норбан спокойствия в своем преклонном возрасте, он получил бы на это благословение сына, и никто не посмел бы насмехаться над ним. Во всяком случае, в присутствии Павлина Вибия Августа Норбана.

Вер продолжал говорить, и голос его глухим эхом отражался от мраморного стола.

— Я знаю, ты всегда крайне щепетилен в тех случаях, когда тебе требуется помощь отца, хотя и не вполне понимаю этого. Будь Марк моим отцом, я бы уже давно выклянчил себе должность префекта. И если ты не хочешь просить его, чтобы тебя перевели служить в Германию, потому что там сейчас война, то попроси хотя бы за меня.

— Ты все еще грезишь воинскими подвигами и надеешься снискать славу на берегах Рейна?

— Я мечтаю об этом каждую ночь. В своих мечтах я вижу себя триумфатором, вижу, как император возлагает мне на голову лавровый венок. Как жаль, что нас не было рядом с ним у Тап!

— Похоже, ему удалось разбить германцев и без нас.

— Как полководец Домициан пошел в своего брата Тита. Эх, если бы удалось уговорить Руфа Скавра поведать нам, как он сражался вместе с Титом в Иудее! Он рассказал бы немало интересного…

В детстве заветной мечтой Павлина было спасти императора. Встать на пути отравленной стрелы, оттолкнуть руку с кинжалом, разметать орду варваров. Глупые детские мечты. И все же, служить так служить!

«Быть Норбаном — значит служить». Этому всегда учил его отец. Доставить отцу радость, чтобы он мог по праву гордиться сыном, — с этим не идут ни в какое сравнение венки триумфатора.

— Хватит нежиться. Вставай! Пора предстать пред отцом и его красавицей женой, — поддразнил Павлина Вер. — А я вместо тебя передам привет Антонии.

— Афине.

— Может, я передам ей и кое-что еще…

Павлин швырнул в наглеца скребок.

— Павлин! Ты пришел!

Этот радостный крик донесся до слуха Павлина, стоило ему перешагнуть порог отцовского дома. В следующее мгновение что-то налетело на него на уровне коленей. Павлин со смехом нагнулся и подхватил на руки свою четырехлетнюю сводную сестру.

— Как ты подросла, Вибия Сабина! Да ты стала настоящей невестой!

Он шутливо растрепал каштановые волосы малышки, и та залилась веселым смехом. Сабина была маленькой, по-птичьи хрупкой, с сияющим от счастья личиком. Павлин был страшно рад, когда она появилась на свет. Ему всегда хотелось иметь сестру. И хотя ребенком Сабина была болезненным, будучи подвержена относительно легким припадкам падучей, смех этого маленького создания напоминал серебряный колокольчик или журчание струй в выложенном голубой плиткой фонтане посреди атриума. Откуда-то из внутренних покоев, прихрамывая, вышел Марк и встал, с улыбкой глядя на сына и дочь.

— Сабина, где твой поклон? — вслед за мужем в атрии появилась Лепида — в розовом шелковом одеянии, с ниткой розового жемчуга на шее. Как же она была хороша! У Павлина не укладывалось в голове, как эта красавица может быть матерью Сабины. Лепида казалась такой нежной и слабой, грациозной, как лань, не способной поднять ребенка на руки, не говоря уже о том, чтобы выносить его и произвести на свет. Живое обезьянье личико Сабины сделалось серьезным, и она забавно поклонилась сводному брату. Тот шутливо отдал ей преторианский салют и хитро подмигнул.

— Так-то лучше, — заметила Лепида. — Ступай прочь. Марк, твои гости собрались.

Сабина молниеносно скрылась. Лепида, похожая на райскую птицу, последовала в облицованный серым мрамором триклиний. Марк обернулся к сыну.

— Извини, что не написал раньше, Павлин. Неожиданный приезд. Я знаю.

— Я тоже удивился. Наверно, у тебя изменились планы?

— Да, — коротко ответил отец. — Я позднее все тебе объясню. Думаю, ты узнаешь моих гостей. Друз Эмилий Сульпиций, Аал Соссиан, этот молодой несносный Урбик из Септемвириев. Впрочем, ума ему не занимать….

Званые ужины Марк Норбан устраивал нечасто, и все они были в одинаковой степени скучны. Те же самые гости, та же незамысловатая еда, все тот же седобородый оратор, декламирующий греческие стихи (почему ораторы греки всегда имели седые бороды?), то же самое добродушное философское подшучивание друг над другом. В детстве подобные ужины навевали на Павлина отчаянную скуку. С тех пор отношение к ним у него нисколько не изменилось, но теперь он хотя бы понимал, что за столом отца собирались лучшие умы империи. Когда кто-то из гостей начинал цитировать Платона (а они делали это с завидным постоянством), Павлин от скуки не знал, чем себя занять. Впрочем, ему было по-своему приятно наблюдать за своим скромным отцом, который умел столь непринужденно держаться в обществе величайших умов Рима. Ему было приятно думать, что отец и в самом деле блистательный мыслитель, каким он казался ему в детстве.

Сегодня он выглядит даже лучше, чем раньше. Более аккуратен, полон достоинства. Это, конечно же, благодаря Лепиде. Павлин бросил взгляд на свою юную мачеху.

Откинувшись на подушки, она лакомилась виноградом из серебряной чаши — такая юная, и как ему показалось, такая по-детски ранимая. За весь вечер она едва ли произнесла хотя бы слово. Неожиданно Павлин ощутил прилив симпатии к ней. Наверняка, она чувствует себя неловко, не понимая многое из того, что обсуждается сейчас за столом. Зато теперь она жена образованного и мудрого человека. Лепида действительно очень молода, ей двадцать один год, она всего на два года моложе его. Но выглядит совсем юной, лет на шестнадцать, — как тогда, когда он впервые увидел ее под красной вуалью невесты. И Павлин улыбнулся ей через стол.

Мне уже давно не было так скучно, даже не могу припомнить, с каких пор. Скучный Марк с его скучными гостями, скучный грек-оратор и все эти скучные рассуждения о судьбе империи. Каждый раз, когда мне казалось, что их разговоры закончились, кто-нибудь обязательно начинал цитировать Платона. Или обсуждать трактаты Марка.

— Я нахожу интересными твои рассуждения о снижении рождаемости, Норбан, — говорил сенатор Сульпиций или Грациан или кто-то другой, не менее скучный гость. После чего они еще целый час обсуждали ужасно нудный трактат Марка, который я была вынуждена прочитать в прошлом году, чтобы ему угодить. Затем гости требовали, чтобы он зачитал вслух отдельные места трактата, но, слава богам, он отказывался, хотя подобная просьба была ему явно приятна. Насколько же он наивен. Гостям было наплевать на его трактат, они лишь рассчитывали на бесплатное угощение в его доме. Все прекрасно понимали это, все — кроме моего глупого мужа.

Павлин уходил последним. Он настоял на том, чтобы Марк отвел его наверх — пожелать спокойной ночи Сабине. До чего же тошнотворно было видеть их лица, когда они с умилением смотрели на маленькую кроватку! Может, кто-нибудь объяснит мне, почему они в таком восторге от Сабины? Она нисколько не похожа на меня. Ее даже нельзя взять с собой в приличное общество, поскольку на публике с ней в любую минуту может случиться припадок, а это, скажу я вам, отвратительное зрелище — пена у рта, конвульсии. Мне следовало бы знать, что ребенок, рожденный от Марка Норбана, будет неполноценным. Сабина же была ребенком Марка, его абсолютной копией. В этом не приходилось сомневаться.