Волшебные очки для влюбленных - Диана Першинг Страница 30

Дез взглянул на нее и быстро отвел глаза, в которых промелькнула какая-то тень. На мгновение ей показалось, что он хочет что-то сказать. Но он просто кивнул. Они опять вернулись к языку жестов. Что говорил его взгляд? Что она ему тоже небезразлична? Хорошие новости. Или что он знает о ее чувствах? Уже не так хорошо.

Что означала его ревность — любовь или инстинкт собственника? Может быть, ей стоило крикнуть: «Послушай, парень, несмотря на все твои недостатки и странности, твою беспричинную ревность, твою холодность и неоправданную жестокость, несмотря на все трения и непонимание между нами, я люблю тебя. И ради бога, тебе нужно избавляться от своих комплексов».

Она с нетерпением ждала, когда же Дез скажет хоть что-нибудь. Он прикусил губу, потом медленно и печально покачал головой.

— Ты мне тоже небезразлична, Джерри. Но я напуган. Не думаю, что я отдавал себе отчет, как сильно напуган. Я делаю неправильные выводы. Никому не доверяю. Все время ожидаю предательства…

— Итак, — перебила его Джерри, — я каким-то образом не оправдала твоего доверия? Как-то предала тебя?

— Ну конечно же, нет.

— Знаешь, я тоже чувствую себя обманутой.

— Я тебя понимаю.

— И что же нам теперь делать? — Пожалуйста, Дез, доверься мне, молча умоляла она его.

— Мы с тобой… такие разные, — нерешительно начал Дез, потом вздохнул и покачал головой. — Я бы хотел быть похожим на тебя, но ведь люди так просто не меняются. Думаю, мы все остаемся такими, какими воспитали нас родители. И я начинаю понимать, что часть ответственности за уход Стеллы лежит на мне. Конечно, ей хотелось чего-то большего, чем простая сельская жизнь, но я всегда требовал от нее принять мой образ жизни, а она просто не смогла этого сделать. — Подняв голову, он встретился с ней взглядом. В его глазах читался пережитый опыт, былая боль. — Так что я не такая уж хорошая партия… ни для тебя, ни для кого-то другого.

Ну, вот и все, он закончил. Сказал больше, чем Джерри когда-либо от него слышала. И его слова не принесли ей ни облегчения, ни надежды.

Джерри отвернулась и закрыла глаза. Солнце осветило ее лицо теплыми лучами, она наслаждалась пением птиц, журчанием воды в фонтане.

Дез только что сказал, что она ему небезразлична, но он боялся впускать ее в свою душу, и это вряд ли можно изменить. И что же им теперь делать?

Теперь Джерри поняла, что ее чувства к Рэнсу были всего лишь детской влюбленностью в самого красивого мальчика класса. Она полюбила куда более достойного мужчину, и ее чувства были сложнее, глубже, они были зрелыми, настоящими, хотя и безнадежными.

Дез отвечал ей взаимностью. Но сможет ли он довериться ей? Сможет ли поверить, что она его не обманет, не покинет, как Стелла? Она посмотрела на него и улыбнулась, хотя на сердце у нее было тяжело.

— Спасибо за честность, Дез. Это для меня много значит. Я понимаю твои чувства, но ничем не могу помочь. Хотя мне кажется, что люди могут измениться, они просто боятся это сделать. Но если по-настоящему чего-то хочешь, то все становится возможным.

Джерри сама изменилась, поэтому могла говорить с такой уверенностью. Но у Деза свой собственный путь, и приведет ли он к ней, она не знала.

— Мне нужно возвращаться в магазин. Думаю, нам стоит попрощаться.

Ребенок, которым она в глубине души оставалась, надеялся, что Дез остановит ее, заключит в объятия, признается в вечной любви и попросит не покидать его, остаться с ним. Навсегда.

Но они оба жили в реальном, а не в выдуманном мире.

Дез только кивнул в ответ и сказал «пока» с выражением такого отчаяния на лице, что она запомнила этот момент навсегда.

Неделю спустя.

Он сидел на огромном валуне, венчавшем вершину горы, локтем упираясь в согнутое колено. Майор пасся неподалеку, лениво отгоняя хвостом надоедливых мух.

Отсюда он мог обозревать свои владения, освещенные восходящим солнцем. Ему пришлось работать не покладая рук, чтобы добиться того, что он сейчас имеет. Он гордился своей победой, гордился землей, которая ему принадлежала, гордился тем, что превратил маленькое ранчо в преуспевающее хозяйство. Кому-то его гордость показалась бы смешной, но ему не было до этого дела. Теперь у него собственный дом, земля, скот — все, о чем он когда-то мечтал.

Он вглядывался в очертания своего дома, пристроек, миниатюрные фигурки животных. Была весна, и последняя неделя принесла много хлопот. Родилось несколько телят — все здоровенькие, — и ему удалось не потерять ни одного из нового приплода.

И снова он окинул свои владения хозяйским взглядом, но это зрелище уже не приносило ему такого удовлетворения. Да, у него свой дом, своя земля.

И ему тридцать пять.

И он все еще один…

Когда Стелла ушла, Дез решил, что ему никто не нужен. Сказать по правде, он собирался провести всю оставшуюся жизнь в одиночестве. Но это был самообман, маленькая ложь, одна из многих, которыми он тешился всю жизнь. Он не хотел быть один. Ему нужен был кто-то, с кем можно было бы разделить нехитрую трапезу, поделиться своими сомнениями и планами на будущее, кто-то, с кем можно посмеяться, кого можно поцеловать перед сном. Ему нужен был человек, который радовался бы его успехам и огорчался неудачам, которыми полна жизнь. Кто-то, с кем приятно засыпать по ночам и просыпаться по утрам.

Ему нужен был кто-то… Нет, не кто-то. Ему нужна была Джерри. Он болезненно нуждался в ней.

Вздохнув, Дез потер глаза, припухшие от постоянного недосыпания. Всю ночь он провел рядом с кобылой, у которой были трудные роды. Он и его работники несколько часов провели со страдающим животным. В конце концов, час назад, жеребенок появился на свет.

Наблюдая за тем, как из всей этой боли и крови на свет появляется новая жизнь, он почувствовал, как в нем самом что-то происходит. И в матери, и в жеребенке было столько решимости бороться за право жить, существовать, дышать, увидеть, как начинается день…

Глядя на то, как новорожденный жеребенок делает первые неуверенные шаги, он устыдился собственной трусости. Несмотря на всю ту боль, которая сопровождала таинство рождения, жеребенок инстинктивно знал, что заслуживает права на жизнь.

И он, Дез, заслуживает права на жизнь.

Годами он был мертв, оставаясь в добровольном заточении, упиваясь своей болью и одиночеством. Он был слеп, слеп не только к своим чувствам, но и к чувствам Джерри. Оставался в стороне, оправдывая себя тем, что защищает ее. Дурак! Он защищал только себя.

Потом, когда понял наконец, как много она для него значит, он начал ревновать. Это была его вина — не вина Джерри или Рэнса. Из-за страха потерять ее, как когда-то мать, а потом жену, он дал волю своему всепобеждающему чувству собственника, которое, словно лихорадка, сжигало его.