Любовь нельзя купить - Франческа Клементис Страница 30

— И во сколько ты завтра начинаешь развоз? — спросила Тесс бодрым голосом, отметив про себя, что нужно вычеркнуть еще один пункт из перечня безопасных тем. Список быстро сокращался, так что скоро в нем останутся только Лара погода и их совместная нелюбовь ко всем фильмам, в которых снимался Кевин Костнер.

— Прости, если мой вопрос прозвучал негативно, — осторожно сказала Тесс. — Я этого не хотела. Мне правда интересно. Помимо всего прочего, мне нужно составить на завтра свое расписание, поэтому мне хотелось бы знать, когда ты будешь дома, а когда нет.

Макс успокоился. Почти.

— Я забираю семью в половине одиннадцатого утра. В Станстед [23]я поеду часа за полтора на тот случай, если будут проблемы на дорогах. Если они не успеют на самолет, то не заплатят.

— Я уверена, что все будет в порядке, — произнесла Тесс с улыбкой, которая, как она надеялась, была более ободряющей, чем ее голос.

— Ну конечно, — отозвался Макс.

После столь удачного обмена репликами он отважился испробовать такой же подход к жене:

— А во сколько начинаются твои занятия?

— В одиннадцать. И продлятся полтора часа, — неуверенно прибавила она.

Макс скептически улыбнулся:

— Хотелось бы, чтобы у тебя все прошло хорошо, но не представляю себе, как это возможно.

Тесс бросила в него подушку и похвасталась:

— А я уже кое-что придумала на этот счет.

Макс с удивлением посмотрел на нее:

— Вот как? И что же тебе пришло в голову?

Тесс понимала, что не может ему этого сказать. Ей стыдно было признаваться в том, что она решила воспользоваться уловкой со сломанной ногой. Она не могла допустить, чтобы Макс перестал уважать ее.

Но она быстро нашлась:

— Я скажу им, что нам нужно начать с самых основ, чтобы мне стало ясно, какого они все уровня; потом разобью их по группам в зависимости от того, кому что нужно. Я буду придерживаться самых простых движений, с которыми даже и сама смогу справиться.

Макс был изумлен. Как и Тесс. Почему это раньше не пришло ей в голову?

— А ты не хотела бы испытать некоторые свои идеи на мне? — предложил Макс.

— Ты шутишь!

Он поднял руки:

— Подумай. Если уж я смогу усвоить твой урок, — я, неуклюжий верзила десяти футов ростом, то завтра у тебя все пойдет гладко с твоими натренированными дамами.

Тесс содрогнулась при мысли о том, что ученицы могут оказаться тренированными или хотя бы отчасти ловкими. Однако она приняла вызов Макса.

— Хорошо. Для начала встань, опусти руки по бокам и очень, очень медленно наклони голову вперед. Медленнее, медленнее…

Макс обнаружил удивительные способности к йоге, строго следуя указаниям Тесс.

— Теперь опускай подбородок на грудь. Медленно, медленно, медленно…

Тесс решила, что это отличный прием, который можно растянуть минут на десять, не меньше. Однако она была вынуждена пересмотреть эту оценку, когда Макс, не разобравшись толком, как подбородок должен опускаться на грудь, резко дернул головой, потерял равновесие и плюхнулся на кофейный столик, рухнувший под его солидным весом.

«Медленно, медленно, медленно» поднимаясь и потирая подбородок, на котором выступила кровь, он насмешливо сказал:

— Если тебе удастся полтора часа заставлять женщин тянуть подбородок, то все будет в порядке.

«Сегодня первый день остатка твоей жизни!»

Тесс спрятала улыбку, разглядывая неуклюжие, но старательно выведенные блестящими буквами слова на открытке.

— О Лара, какая прелесть! Спасибо тебе.

— Здорово, правда? Я прочитала это в книге. Никогда не забуду эти слова!

Макс осоловелыми глазами взглянул на открытку (он плохо спал сегодня) и сказал:

— Замечательно. Это очень любезно с твоей стороны, радость моя.

Они изложили Ларе тщательно отредактированную версию того, по каким причинам у них сложились новые обстоятельства. Тесс старалась не взваливать вину на Макса, а тот из кожи вон лез, дабы защитить дочку от незнакомой доселе ей нищеты. Ее веселое расположение духа до сих пор говорило о том, что они хорошо постарались.

Как только Лара выбежала, чтобы надеть свою новую школьную форму (или, по крайней мере, самое лучшее платье из секонд-хэнда, которое ее родители смогли себе позволить), как Макс повернулся к Тесс.

— Хотя, если ей нужна была какая-нибудь подходящая избитая фраза, то лучше бы она остановилась на такой: «Здесь работают только ненормальные, но ведь работают».

Тесс игриво шлепнула его, почувствовав облегчение оттого, что в голосе Макса не слышалось и намека на жалость к самому себе. Она ненадолго прижалась к нему, прежде чем утренние заботы захватили их обоих, и сказала:

— Самое странное в избитых фразах то, что они точны.

Макс отпрянул и внимательно посмотрел на Тесс, точно она представляла собою нечто экзотическое.

— Да ты ли это? Что сталось с моей женой, которая всегда ненавидела банальности? Уж не собираешься ли ты теперь общаться на языке рождественских открыток?

Тесс состроила гримасу:

— Просто я подумала о том, что когда происходит что-то действительно важное…

И оба поняли, что затронута очень серьезная тема.

— …то мы не готовы к этому. У нас нет опыта, мы не знаем слов. Я могу двадцатью различными способами сказать следующее: «Прости, наша помощница по хозяйству разбила хрустальную вазу-баккара [24], которая дорога тебе как память и которая случайно оказалась в посудомоечной машине», но я не знаю, что сказать тебе перед твоим первым выездом на машине. И не знаю, что сказать самой себе, когда мне больше всего на свете хочется забраться под пуховое одеяло и не высовывать оттуда носа, пока все не станет таким же, как было раньше.

Макс крепко обнял ее.

— Давай включим радио, может, там звучит какая-нибудь подходящая песня, которая заставит нас печально улыбнуться и послужит добрым знаком того, что мы сможем все это пережить. Так всегда происходит в кино.

Тесс не очень-то в это верила, но не собиралась отвергать это оптимистическое предложение. Она включила приемник возле кровати, настроенный на «Радио-2» в соответствии с их нынешним положением: они были слишком старыми для «Радио-1», слишком неподготовленными для «Радио-3», а теперь и недостаточно обеспеченными для «Радио-4».

Передавали знаменитую легкую инструментальную композицию, но ни один из них не мог вспомнить ее название.