Соната незабудки - Санта Монтефиоре Страница 30

Сесил был счастлив тем, что Одри даже не попыталась найти предлог, чтобы высвободить руку. Он осмелился сжать ее крепче. Все шло даже лучше, чем он надеялся.

Когда представление закончилось, молодые люди вышли из здания театра и направились к маленькому ресторанчику неподалеку. Одри пребывала в подавленном настроении. Сесил решил, что она слишком взволнована увиденным, чтобы говорить. Рука Одри горела под шелком перчаток, а голова болела от мысли, что границы официальных отношений были нарушены и именно она позволила этому случиться.

Одри не хотела портить Сесилу вечер. Он ведь так старался, и было бы нечестно омрачать его радость. Прилагая колоссальные усилия, чтобы быть вежливой, она смеялась и поддерживала разговор, отчаянно пытаясь создать хотя бы видимость хорошего настроения. Сесил был слишком толстокожим, чтобы заметить перемену в ее настроении. Он не чувствовал ее душевного состояния, а видел только выражение ее лица и блеск в глазах, которые убеждали его в том, что его чувства взаимны.

И только когда они остановились на пороге дома Гарнетов, Сесил наконец-то осмелился произнести то, что намеревался сказать с того самого момента, как взял ее за руку в театре.

— Одри, — начал он, — я получил от сегодняшнего вечера огромное удовольствие.

— Я тоже, Сесил. Я не смогу достойно отблагодарить тебя, — ответила она, чувствуя облегчение при мысли о том, что вечер закончен, и повернулась, чтобы открыть дверь.

— Можешь, — возразил Сесил, неожиданно беря девушку под локоть.

Она вовремя увернулась и заметила в его глазах пугающую решимость. Как остановить его, чтобы он не сказал этих слов?

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, Одри, — сказал он, победно улыбаясь, будто был уверен, что она хотела услышать эти слова так же сильно, как он жаждал произнести их.

Одри попятилась и вынуждена была опереться о дверь, чтобы не упасть.

— Я знаю, что это для тебя неожиданность, и ты не обязана давать мне ответ сегодня или завтра. Ты можешь все обдумать. Но со своей стороны я уверен, что ты — та женщина, с которой я хочу провести всю свою жизнь, и думаю, ты тоже это знаешь. Правда, Одри, ты знаешь?

Одри попыталась придумать достойный ответ, но ее разум вдруг заполонило несметное количество слов, и она не знала, какие выбрать. Она застыла на месте с приоткрытым ртом и хлопала глазами, испытывая единственное желание — убежать и разрыдаться.

Сесил галантно придержал дверь и смотрел, как она идет по коридору.

— Я с нетерпением буду ждать твоего ответа, — шепотом сказал он, зная, что в доме все спят. — Спокойной ночи.

Одри заставила себя обернуться и пробормотать «спокойной ночи». Сесил закрыл дверь и зашагал вниз по тропинке, которая вела на улицу, насвистывая свой любимый военный марш.

Одри, пошатываясь, поднялась вверх по ступенькам, замирая от ужаса и крепко держась за перила, чтобы не споткнуться. Айла, ожидавшая сестру в ее спальне, услышала тяжелые шаги и выскочила на лестницу. Увидев бледное лицо Одри и ее синие губы, она испугалась, что случилось что-то ужасное:

— О боже, он набросился на тебя?

Одри медленно покачала головой.

— Это было бы не так страшно, — отрешенно ответила она.

— Что может быть страшнее?

Одри подняла глаза. Айла схватила ее за руки.

— Он просил тебя выйти за него, да?

Одри кивнула и выдавила из себя улыбку.

— И я сама виновата в этом.

— Это хорошо, — уверенно сказала Айла. — Но ты же сказала «нет», не правда ли?

— Я ничего не сказала.

— Ты ничего не сказала? — переспросила Айла, сморщив носик. — Почему?

— Я не знала, что сказать. Это было так неожиданно.

— Но ты ведь могла сказать «нет».

— Господи, Айла, что мне теперь делать? — тяжело вздохнула Одри, снимая перчатки и вытирая слезы шелковым платком Сесила.

— Пойдем в комнату, — спокойно предложила сестра. — Думаю, пришло время рассказать родителям правду.

Из очередной записки Луиса Одри узнала, что Сесил рассказал ему обо всем. «Я сгораю от ревности, — писал Луис, — хотя знаю, что она беспочвенна. Я презираю брата за его дерзость». Настроение у девушки совсем испортилось. Она хотела поведать ему обо всем сама, ночью, в саду, и они вместе смогли бы обсудить происходящее и разработать план дальнейших действий. Одри подумала о Сесиле, и ее негодование усилилось. Мысль о том, что он может сообщить о своих намерениях кому-нибудь еще, ужаснула ее. Ей захотелось проснуться и убедиться, что все это — страшный сон. Единственное верное решение — сказать Сесилу, что она не любит его и никогда не выйдет за него замуж. Затем признаться родителям, что ее сердце отдано Луису, и будь что будет.

Одри торопливо сунула свою записку в щель между кирпичами и покинула станцию. А тем временем Хуан Хулио снова наблюдал за ней, притаившись на платформе. Как только Одри ушла, он выполз из своего укрытия и, почесывая брюхо, как ленивый толстый кот, стал озираться по сторонам, чтобы убедиться, что никто не увидит, как он будет читать очередной фрагмент любовной истории, увлекавшей его не меньше, чем слезливый роман — пятнадцатилетнюю девчонку. Когда Одри Гарнет исчезла из вида, он просунул свой короткий толстый пальчик в щелочку и извлек оттуда, как улитку из ракушки, белый листок бумаги. Хуан Хулио хмыкнул, увидев слово «любовь» — одно из немногих английских слов, которые понимал, и несколько других слов, похожих на испанские. Не имело значения, что содержание письма оставалось для него загадкой. Таинственность увлекала его, и он с нетерпением ожидал каждого следующего дня, желая узнать продолжение этой истории. Чтобы не подвергать опасности собственное удовольствие, он аккуратно положил записку на место и поднялся по платформе к сигнальной будке, где, спрятавшись от холода, размышлял над судьбой несчастных влюбленных.

Айла вернулась домой из школы бледная и в слезах, утверждая, что плохо себя чувствует. Альберт округлил глаза и обвинил ее в том, что она притворяется лишь для того, чтобы привлечь к себе внимание. Роуз соглашалась с ним, пока не смерила девочке температуру и не обнаружила, что у нее сильнейший жар.

— Все тело ломит, — стонала Айла, забираясь под одеяло и сворачиваясь в клубок.

— Айла, милая, все будет в порядке, — ласково уговаривала ее мама. — Я сделаю тебе горячий напиток с лимоном и медом, и ты мигом поправишься.

— Значит, завтра ей не придется идти в школу, — проворчал Альберт.

Айла частенько увиливала от школы благодаря придуманной болезни. Но на этот раз девочка действительно была больна. Она лежала в кровати с трагическим выражением лица актрисы, знающей, что все взгляды обращены к ней.

— Милая Айла, — вздыхала Одри, сжимая горячие руки сестры. — Бедняжка! Тебе очень плохо?