Таинственная служанка - Барбара Картленд Страница 30

— Я подумаю, — сказала она.

— Мне можно зайти за вами завтра утром, в десять часов?

— Да, конечно.

Она подумала, что, по крайней мере, они не останутся наедине, пока будут идти по засаженной вязами аллее, которая вела от коттеджа к бювету. Да и там множество других людей будут стоять в ожидании, когда миссис Форти нальет им стакан целебной воды.

— Тогда вы должны будете назвать мне день, в который выполните свое обещание, — настойчиво сказал Джулиус.

Жизель ничего не ответила, он поцеловал ей руку — и она была избавлена от его общества. Но, поднимаясь по лестнице в себе в комнату, она сказала себе, что ей не удастся с такой же легкостью избавиться от полковника и его предложения. И чем больше она об этом думала, тем сильнее ужасалась.

«Я его ненавижу! — мысленно повторяла она. — Я ненавижу его и Джулиуса Линда — и вообще всех мужчин!»

Но в этот момент она прошла мимо двери, которая вела в спальню графа, и поняла, что это не так: был один мужчина, к которому она не испытывала ненависти, который не делал ей гнусных предложений и не вызывал у нее отвращения.

Был один мужчина, которому ей отчаянно хотелось прямо сейчас рассказать обо всем, что случилось.

«Но вот этого, — строго сказала себе Жизель, — мне ни в коем случае нельзя делать. Никогда».

Полковник Беркли считался другом графа Линдерста, и ей не только не хотелось быть причиной ссоры двух мужчин, испытывавших друг к другу симпатию. Она считала, что ни при каких обстоятельствах не должна прибегать к помощи графа в деле такого рода.

«Мне надо быть сильной и решительной», — напомнила себе Жизель, направляясь в собственную спальню.

Но, когда она думала о будущем, в котором не было графа, ей становилось страшно — отчаянно, мучительно страшно.

Солнце врывалось в открытые окна утреннего салона, бросая ослепительные блики на серебряный кофейник. Усаживаясь за стол, Жизель успела заметить, что на завтрак подан свежий сотовый мед и кусочек золотистого джерсейского масла, которое поставляли личные фермы полковника Беркли, находившиеся вокруг замка.

Жизели было необычайно приятно видеть сидящего напротив нее графа, тем более что он так хорошо выглядел: даже при ярком утреннем свете его бледность уже не бросалась в глаза. Наоборот, по сравнению с белоснежным шейным платком его кожа выглядела довольно смуглой.

— Сегодня утром мне даже хочется есть, — заметил граф, накладывая себе на тарелку телячьи отбивные, поданные с тушеными шампиньонами.

— Это добрый знак, — улыбнулась Жизель.

— Но, когда я вернусь домой, аппетит по утрам у меня будет гораздо лучше, — добавил он. — Там я перед завтраком всегда выезжаю верхом и возвращаюсь настолько голодный, что могу воздать должное множеству блюд, которые меня ожидают.

— У вас в Линд-Парке хорошая конюшня? — поинтересовалась Жизель.

— Очень хорошая, — подтвердил граф. — Но я намерен ее сильно увеличить. Моего отца скачки не интересовали, а меня — очень привлекают. Так что, как только я окончательно поправлюсь, я намерен участвовать в местных стипль-чезах.

В голосе графа звучал почта мальчишеский энтузиазм, а у Жизели защемило сердце при мысли о том, что он планирует все это на будущее, когда ее рядом с ним уже не будет.

Она даже не знала, вспомнит ли он хоть когда-нибудь о ней, проезжая по своему парку или огромному поместью…

И тут Жизель с чувством обреченности поняла, что она сама никогда не сможет забыть своего бывшего пациента — ни на секунду.

Казалось, Тальбот Линдерст всегда присутствует в ее мыслях и в ее сердце: он словно стал частью ее сознания, и она была уверена, что от этой частицы уже никогда не сможет освободиться. Представив себе жизнь без него, Жизель вдруг с необычайной ясностью поняла, что любит его.

Прежде Жизель не сознавала, что то чувство, которое она испытывала по отношению к графу, было любовью: по правде говоря, до тех пор пока она не увидела его, одетого в обычный костюм, самостоятельно передвигающегося по комнате, она не думала о нем как о мужчине. Но теперь она не могла думать о нем как-то иначе и ощущала, что он заполнил собой все ее существо.

«До чего это странно: видеть человека день за днем и вдруг ни с того ни с сего понять, что влюблена в него!»— подумала она.

Но при этом Жизель понимала, что любовь поселилась в ее сердце уже давно. Просто до этой минуты ей страшно было признаться самой себе в ее существовании.

«Что бы ни случилось, — сказала она себе, — граф не должен об этом узнать! Нельзя, чтобы он догадался о моих чувствах».

Наверное, у нее действительно были задатки актрисы, которые в ней разглядел полковник Беркли, потому что она сумела сказать обычным тоном, как будто ничего не произошло:

— Какие у вас планы на сегодняшний день?

— Я еще ничего не решил, — ответил граф. — Полагаю…

Он не успел договорить, когда в комнату вошел лакей с письмом на серебряном подносике. Слуга направился к столу, и граф выжидательно смотрел на него, явно полагая, что письмо предназначается ему. Однако лакей поднес его Жизели.

— Письмо от обожателя? — осведомился граф, удивленно приподнимая брови. Жизель взяла конверт с подноса.

— Могу я его прочесть? — вежливо спросила она.

— Будь добра, прочти, — ответил граф. — Могу тебя уверить: я просто сгораю от любопытства!

Жизель вскрыла конверт.

Записка была от Джулиуса.

У него был размашистый почерк, а заглавные буквы выглядели несколько вычурно. Жизель решила, что все эти черты как нельзя лучше характеризуют его личность.

В записке было следующее:

Вы обещали когда-нибудь вечером со мной пообедать, и в соответствии с этим я планирую обед, который, как я уверен. Вам понравится, на сегодняшний день.

Вы можете дать мне ответ, когда я буду сопровождать Вас в бювет этим утром, но мне всегда так трудно бывает разговаривать с Вами, когда вокруг находится так много посторонних! Я хочу сказать Вам, что буду с нетерпением дожидаться возможности остаться с Вами вдвоем, потому что хочу задать Вам один особый вопрос, который можно будет высказать только тогда, когда нам никто не помешает.

Пожалуйста, не огорчайте Вашего самого почтительного и искреннего поклонника, каковым, как Вы знаете, являюсь я,

Джулиус Линд.

Дочитав записку, Жизель безмолвно протянула ее графу.

Просмотрев ее, он коротко сказал:

— Ты ответишь «да»! — Я… должна… с ним… обедать?

Еще не договорив, Жизель поняла, насколько глупо звучит ее вопрос.

Ее наняли за немалые деньги специально для того, чтобы она заставила Джулиуса предложить ей стать его женой — и девушка была уверена, что именно это он и намерен сделать вечером, во время обеда.