Тысяча и один день - Рената Тревор Страница 31

Затем как-то рано утром вдруг раздались трели звонка. Синди нехотя высвободилась из крепких и нежных объятий Говарда, в которых безмятежно покоилась, готовая уже было признать, что ее жизнь обрела некое удивительное и непривычное совершенство.

Накинув халат, она торопливо спустилась, прошла в прихожую и, нажав кнопку переговорного устройства, услышала:

— Ты дома, милочка? В больнице мне сказали, что у тебя выходной, и я решила сделать тебе сюрприз! — Лишь один голос на свете мог разбудить ее лучше любого будильника.

— Мамочка! — вскрикнула она от неожиданности и нажала кнопку, впустив нежданную гостью в парадное.

Хорошенький получился сюрприз! Синди крикнула наверх Говарду, чтобы тот просыпался и скорее вставал. И, подождав с полминуты, открыла дверь квартиры, встретив мать.

— Здравствуй, дорогая!

— Привет, мамочка! — вздохнула Синди.

Нэнси Хауэлл имела превосходную фигуру, ее волосы были окрашены в насыщенный каштановый цвет, и на добрые полтора десятка лет пожилая леди выглядела моложе своих шестидесяти двух лет.

— Ты в прекрасной форме, мама! — сказала Синди после родственных поцелуев и начала подниматься наверх, чтобы одеться.

— Я держусь, — ответила мать, поднимаясь за ней по лестнице.

— Какой приятный сюрприз, — произнес еще не успевший подняться Говард.

Синди бросила на него быстрый взгляд. Как жаль, что она не прикрыла дверь спальни! Мужчина, опираясь на локоть, полулежал в кровати, прикрытый простыней до пояса, и в его взгляде не чувствовалось никакой тревоги или смущения. Как будто прибывшая из Палм-Бич Нэнси Хауэлл встретила его, одетого с иголочки, в каком-нибудь загородном клубе, а не полуголого в постели своей дочери.

Мать улыбнулась. Видимо, ее трудно было чем-то удивить.

— Гм, вот оно что! Ну, конечно. Мне даже не верится. — И выжидающе посмотрела на дочь. — А ты ни разу даже не обмолвилась со мной по телефону о своем новом кавалере. Брови Говарда вздернулись.

— Разве ты ничего не рассказывала о нас?

— Понимаешь, я…

— А сколько времени вы уже знакомы? — перебила ее мать.

— И ни слова не сказала обо мне? — улыбаясь, не унимался Говард.

Синди перевела взгляд на мужчину.

— Не вижу, чему тут можно улыбаться, — с укором произнесла она и снова повернулась к матери. — Мам, если ты не против, подожди нас, пожалуйста, пару минут внизу. Мы только приведем себя в порядок и спустимся.

Та с пониманием кивнула и направилась вниз.

— Пойду и приготовлю кофе. Он вас взбодрит.

— Твоя мать, похоже, отлично ладит с окружающими, — заметил Говард, когда они с Синди остались одни. — Ее мало чем удивишь. К тому же она вполне приятная женщина.

— Мамочка — просто ангел, — сказала Синди. И добавила: — Когда захочет.

— И она умеет одеваться, — отметил Говард с нескрываемым одобрением.

— Знаю, о чем ты подумал, — сказала Синди. — В кого я такая уродилась, не правда ли? — И, вздохнув, призналась: — Очевидно, я многое взяла от отца. У них был типичный крестьянско-королевский брак. Естественно, королевскую сторону в нем представляла мамочка.

Говард потянул ее за руку, уложил на постель, и, оказавшись сверху, заглушил вырвавшийся было протестующий возглас долгим, обезоруживающим поцелуем.

— Думаю, ты унаследовала лучшее от обоих, — проговорил он, когда, наконец дал ей и себе возможность вдохнуть.

И прежде чем она смогла что-нибудь ответить, мужчина уже был на ногах и держал одежду.

— Если ты хочешь побыть с матерью наедине, я могу совершить утреннюю пробежку или подольше пробыть в душе. Как тебе угодно.

Синди скорчила ему гримасу.

— А это еще к чему? — удивился Говард.

— Скажи мне правду. Ты, наверное, какой-нибудь новейший андроид или робот, сконструированный, по сути, идеальным мужчиной, который всегда знает, что в данный момент правильнее сказать, что лучше сделать, и при этом никогда не теряет самообладания.

Его глаза сверкнули, и она приготовилась к шутливому ответу. Он даже знал, когда стоит подшутить над ней, а когда нет. Неужели это совершенство беспредельно?

Говард присел на край кровати.

— Едва ли меня можно назвать идеальным.

— Но мне так кажется. Я не вижу в тебе каких-либо особенных изъянов.

— Что-то мне подсказывает, что это уже не комплимент.

— Потому что ты слишком внимателен и улавливаешь малейшие отзвуки в моем настроении.

— Не потому ли тебе не захотелось рассказывать обо мне своей матери? Из-за того, что я чересчур внимателен? Что с тобой происходит?

Синди попыталась выразить словами свои мысли:

— Мы же ни разу с тобой не поцапались. Согласись, мы не ссоримся, у нас вообще нет и намека на разногласия.

Говард изумленно посмотрел на Синди.

— И что тут плохого?

— Это как-то не типично. Ты всегда такой участливый, такой понимающий. Клянусь, будь у меня десять дежурств подряд, ты просто терпеливо ждал бы меня дома без слова упрека. А потом гладил мне ноги. Я от такой жизни с ума сойду, Говард!

— Отлично. Больше гладить ноги не буду, — усмехнулся мужчина. — Пока ты сама об этом не попросишь.

Синди задумалась.

— Понимаешь, я не могу даже почувствовать раздражения или какого-то недовольства. Ты своим очарованием уводишь меня в особый, непривычный для меня мир и не даешь ни малейшего повода для разногласий. Мне кажется это немного неестественным, поскольку у нас разные характеры, и мы не можем одинаково мыслить и желать или не желать чего-либо.

Отбросив одежду, Говард лег рядом, затем крепко обнял Синди, прижав ее к себе.

— Ты сделала меня счастливым. И мне хочется, чтобы ты тоже радовалась жизни. Я же люблю тебя!

— Да уж… постой! Что ты сейчас сказал? Теперь на его лице не было улыбки, Синди никогда не видела его таким серьезным.

— Я сказал, что люблю тебя. — Говард нежно поцеловал ее в губы, заставив сердце забиться сильнее. — И мне хотелось бы повторить эти слова еще миллион раз. Или два миллиона…

— Но…

— Я не глупец, Синди. Знаю, что наши отношения поначалу пугали тебя. Мне, может быть, тоже следовало поостеречься. Однако я отбросил опасения. Ты — это мое самое большое достижение в жизни. Кажется, я знал тебя всегда. — Говард подождал немного, надеясь услышать ее ответ. Но Синди безмолвно смотрела на него. — Что ж, обнадеживающее молчание. Итак, я люблю тебя, Синди Хауэлл!

Он неожиданно встал. Неужели его завидное терпение начало иссякать? — подумала она.

— Пойми, я не готова сейчас ответить.