Вся ночь впереди - Тереза Вейр Страница 31

А какое тело! Сильное, мускулистое, поджарое.

Когда они с ним ходили в кафе-мороженое, он признался ей, что раньше был полноват. Никогда бы не поверила.

– Не выходи, – сказала она, увидев, что он потянулся к приборной доске, чтобы выключить зажигание. Подбежав к машине, Габриэль сделала попытку открыть дверцу, но не обнаружила ручки.

Марк протянул руку с водительского места и открыл дверцу изнутри.

– Забирайся.

Прежде чем она успела сесть, он взял с места для пассажира лежавшие там цветы.

– Я сказал своей хозяйке, что поеду к родителям с дамой, и она прислала вот это, – произнес он, вручая Габриэль букет белых маргариток.

Прежде никто без видимой причины не дарил ей цветов. Габриэль была бесконечно тронута. Губы у нее задрожали, а на глаза навернулись слезы. Чтобы скрыть от Марка это движение чувств, Габриэль зарылась в цветы лицом, несколько раз вдохнула их аромат, а потом сделала вид, что внимательно рассматривает белые лепестки и окружавшие их зеленые листья.

– Как это мило с ее стороны, – пролепетала она, когда вновь обрела дар речи.

– Да, миссис Дэвенпорт – очень приятная пожилая леди, хотя и любит подчас перекинуться в картишки.

Прежде чем вырулить на шоссе, Марк решил заправиться и остановился у ближайшей бензоколонки. Сунув в руку заправщика несколько купюр и попросив залить полный бак, Марк повел Габриэль в застекленное кафе при заправке. Пока он заказывал себе кока-колу и пакет чипсов, она гипнотизировала взглядом ящики с пивом. Хотя голова у нее больше не болела, трясучка – остаточный похмельный синдром – никак не желала ее отпускать. В последний момент, правда, Габриэль одумалась и вместо пива тоже заказала себе колу, решив, что еще час или два сможет продержаться и без алкоголя.

Когда они снова вернулись к машине, Марк слазил в «бардачок» и вынул оттуда крем против солнечных ожогов.

– Держи, – сказал он, протягивая тюбик Габриэль. – Это тебе наверняка понадобится.

– В жизни не пользовалась защитным кремом.

Она сунула тюбик в «бардачок» и закрыла крышку. Габриэль любила загорать, причем в обнаженном виде, но пользовалась при этом душистым маслом для детской кожи.

Марк открыл «бардачок», вынул из него тюбик с кремом и снова сделал попытку вручить его Габриэль.

– Согласилась со мной ехать, соглашайся с установленными мной правилами. Так что возьми и натрись. В противном случае, я подниму верх.

Габриэль давно уже никто не указывал, что и как ей делать.

– Позвольте взглянуть. – Она вынула из его руки тюбик и стала читать напечатанную мелким шрифтом инструкцию. – Ха! Да тут написано, что он вообще не пропускает ультрафиолет.

– В этом-то весь смысл!

– Зачем, в таком случае, опускать у машины верх?

Загудел клаксон. Пока они спорили, кто-то подкатил к заправке и встал сзади них. Марк завел мотор, отъехал, уступая место, ярдов пятьдесят и остановился.

– Нанеси на лицо крем, и мы поедем.

Поскольку Марк носил темные очки, Габриэль не видела его глаз, но твердая линия его рта выражала непреклонную решимость.

Габриэль вздохнула и отвинтила крышку тюбика. В принципе, она считала эту затею бессмысленной. Она слышала, конечно, что от прямых солнечных лучей бывает рак кожи, но знала также, что он развивается в течение двадцати лет, а она столько прожить не рассчитывала.

– Жаль упускать такое солнце, – вздохнула Габриэль, втирая крем в кожу.

Она была права: ярких солнечных дней в Иллинойсе бывало не так уж много. Закончив втирать крем, она завинтила колпачок и вернула крем Марку.

– Ну, как я тебе в таком виде?

– Мне нравится.

Снова заглянув в «бардачок», Марк вытащил солнечные очки, потер их о свое обтянутое джинсами колено и передал Габриэль.

– Надень это, и я буду счастлив, как выпускник колледжа.

Габриэль осмотрела очки, повертела их в пальцах. Они были такие же стильные, как у Марка, но старые, с разболтавшейся оправой и поцарапанными стеклами. Габриэль поморщилась, но очки все-таки надела. Делать нечего: сказав «а», надо было говорить «б».

Спрятав глаза под темными стеклами очков, она решила, что теперь самое время закурить. Порывшись в сумочке, она достала пачку сигарет и выудила из нее одну.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты курила.

Габриэль с удивлением на него посмотрела.

– Боже, о чем ты говоришь? Верх-то опущен!

Он пожал плечами.

– И тем не менее я бы попросил тебя здесь не курить.

Парень, оказывается, порядочный зануда, а зануд Габриэль терпеть не могла.

Повернувшись к нему спиной, она прикурила сигарету, после чего затянулась, с удовольствием вдохнув в себя привычную отраву.

– Отдаешь ли ты себе отчет в том, что себя губишь? Я не говорю о никотиновых смолах. Это, что называется, общее место. Но подумай, сколько в сигаретах пестицидов, удобрений и прочих химикатов, которые используются при выращивании табака!

Она не обращала внимания на его слова и продолжала попыхивать сигаретой.

– Скажи, зачем ты вдыхаешь всю эту дрянь?

– Ты что – доктор? – вопросом на вопрос ответила она.

– Я – психиатр.

– Только не надо мне на уши лапшу вешать.

Он пожал плечами.

– Извини, конечно, если тебе это не нравится, но это правда.

Господи, неужели она едет в машине с одним из тех говорунов в белых халатах, что так любят копаться в человеческих мозгах? Вот уж сюрприз так сюрприз!

Габриэль смотрела перед собой, делая одну затяжку за другой, пока не докурила сигарету до самого фильтра. Помнится, так она курила в школе, деля сигарету с такими же жадными до курева подружками.

Хорошее было время…

Щелчком отшвырнув окурок подальше от машины, Габриэль задалась вопросом: зачем она вообще позвонила Марку? Что, в самом деле, она в нем нашла? Подумаешь, психиатр – докторишка несчастный! Она до того разозлилась и на себя, и на Марка, что ее реакцию можно было посчитать неадекватной. И неудивительно. Помимо неприятия и раздражения, Габриэль испытывала к этому человеку непонятную, ничем не объяснимую тягу. И то обстоятельство, что он оказался психиатром, то есть представителем одной из самых неуважаемых ею профессий, странным образом сообщало ему в ее глазах еще больше привлекательности. По той, должно быть, причине, что появление этого человека на ее горизонте было одним из самых невероятных вызовов, какие когда-либо бросала ей судьба.

И еще: он был младше ее лет на десять и казался по этой причине удивительно наивным и неопытным. А наивных и неопытных мужчин в ее окружении не было – да и быть не могло.