Дочь куртизанки - Разия Саджад Захир Страница 31

— Получай три монеты. — Юноша с сигаретой достал из кармана мелочь и протянул мальчику. — Вот, я беру эти четыре.

— Как это, гошподин? Пошему три анны? Надо шетыре. Если б вы штали покупать в кино, там ш ваш вжяли б по шешть новых монет жа штуку.

Суман из большой грозди выбирала себе бананы. Гроздь скользнула у нее из рук. Она вздрогнула и посмотрела туда, откуда доносился шепелявый голос мальчишки-газетчика. Где-то слышала она его раньше!

— Но ведь везде четыре книжечки отдают за три монеты, — доказывал юноша с сигаретой.

— Нет, гошподин! Где вы такое видели?

Суман ждала. Когда подростки расплатились и ушли, она пробралась через толпу к газетчику и остановилась перед разложенным на земле товаром. Ну конечно, те же волосы, заостренный, будто у старика, подбородок, худенькие ручонки, то же светлое от природы, но неимоверно грязное лицо, те же блестящие глаза.

— Джоши? Ты не узнаешь меня?

— Гошпожа? Вы?

Суман вздрогнула, когда он быстро достал из-под разостланной на земле тряпки костыль, оперся на него и встал. Он сложил лодочкой руки и приветствовал ее:

— Здравствуйте, гошпожа!

Суман закрыла рукой рот, чтобы удержать рвущийся крик. Но голос пропал сам собой. Джоши во все глаза глядел на нее, на ее ситцевое сари, на руки, шею без единого украшения. Раньше он видел Суман в шелковых бенаресских сари, увешанную драгоценностями.

— Джоши!

Джоши тяжел вздохнул, поднял палец к небу и стал рассказывать: «Случилось несчастье. Коляска рикши попала под грузовик. Сестра умерла в больнице. Он был без памяти. Доктор отрезал ему ногу. Сестру похоронило “Общество милосердия”».

Суман молчала.

— Где же ты живешь теперь? — с трудом проговорила она: слишком долго длилось молчание.

— Тут и живу, — ответил он.

Суман посмотрела внимательно и увидела, что книжонки и газеты разложены на половике, под ним была еще ветхая дерюжка, а сам Джоши сидел на каком-то подобии подушки в грязной и рваной наволочке. Рядом стояла корзинка, в ней — стакан и кувшин и какие-то тряпки, а сверху несколько книжек.

— А кормишься? Кто готовит тебе еду?

— Бог милостив, — ответил он.

Мину играла во дворе. Она захлопала в ладоши, как только в ворота вошла Суман. Потом заметила прыгавшего с костылем Джоши и испуганно прижалась к ней.

Джоши жадно, большими кусками ел кукурузные лепешки, а сидевшая на кровати Мину не отрываясь смотрела на него. Суман присела на пол рядом с Джоши, оперлась спиной о кровать, поставила локти на колени, положила на ладони подбородок и задумалась. Это тот мальчишка, о котором она думала так часто. Она еще хотела, чтобы у нее был такой брат. Как давно это было. А теперь ей хотелось бы, чтобы он был ее братом? Как быстро бегали эти ноги! Как ловко он забрасывал газеты в двери и окна. «Газеты, газеты, газеты!» Она взглянула на искалеченные ноги Джоши, на костыль, который он прислонил к стене, потом перевела взгляд на руки… Он ел быстро, не пережевывая, жадно заглатывая лепешки большими кусками. Когда он ел в последний раз?

Мину вздрогнула и бросилась к ней.

— Мама, кто-то заглянул в окно и убежал!

Джоши встал и посмотрел в окно. Через решетку ничего нельзя было разглядеть. Он взял костыль и запрыгал к двери. Он видел, как человек метнулся за ворота. Это был чужой: собаки злобно залаяли.

Когда Мину уснула, Джоши молча стал укладываться на коврик, постланный около кровати, потом передумал, подтащил его к самой двери, костыль прислонил к занавеске, положил на коврик подушку, согнул здоровую ногу и свернулся в калачик.

Через несколько минут он стал похрапывать. Мину тоже спала крепким сном.

Суман не могла уснуть. Она долго ворочалась. Несколько дней она учит пению Нафис и до сих пор не может придумать, как начать этот разговор. Высказать все сразу нельзя, но нельзя же и бесконечно откладывать.

Джавид приходил к ним, и в последнее время его визиты становятся даже чаще. Если не решиться, весь ее план пойдет насмарку. Юсуф, чтобы не поступиться гордостью, готов расплачиваться кровью своего сердца. Бесполезно надеяться на его помощь. Доктор Рафик еще раньше заявил, что Нафис не стоит их сочувствия. Все поведение матери Нафис говорило о том, что она поклоняется лишь одному богу — деньгам. А ей, Суман, больше всех надо. Сумасшедшая, чего мешается в чужие дела? Чужие?! Юсуф чужой? Нет, и еще раз нет. Он ее самый близкий друг. К чьей еще помощи прибегает она в трудную минуту? Неужели у нее и в самом деле нет никого, кроме Юсуфа?

За решеткой окна, в темноте, заплясал огромный вопросительный знак, потом он обратился в перевернутую танпуру, и из ее деки выглянул Салман: «Привет, Суман».

Он пододвинул к Суман маленькую расписную тарелочку с золотой каемкой. На ней лежал сочный оранжево-красный абрикос. Он улыбнулся и сказал ей:

«Как хорошо сшита ваша блузка — просто и аккуратно. Вот с такой меркой я подхожу к жизни».

Суман протянула руку, чтобы взять абрикос. Ее рука коснулась пушистых вьющихся волос Мину. Салман исчез…

Суман встала с постели, оделась и больше не ложилась.

Сколько мужчин ей пришлось видеть за свою еще короткую жизнь! Одни ей нравились, других она не замечала, третьих было по-человечески жаль, на некоторых она была зла и лишь немногих уважала. Приходилось презирать и даже ненавидеть… А вот ее отношение к Салману нельзя было определить каким-нибудь одним из всех этих слов. Тут что-то совсем новое. И дело даже не в том, что хочется всегда видеть его. Слышать его голос, говорить с ним, просто молча сидеть рядом.

Какая она дура! Салман — юноша из знатной семьи, око и светоч благородного и высокого дома, а она — дочь «подруги богатых мужчин»… Она хороша для того, чтобы с ней позабавиться, отдохнуть от житейских забот. И все.

Суман возмутилась.

Нет! Она никому не позволит забавляться собою. Мать была такой, да. Она — нет! Но кому она нужна иначе! Но кто согласится жениться на ней? Никто никогда не назовет ее женой, матерью… Ну и пусть, можно прожить и одной… Н-е-е-т! В таком огромном мире трудно быть одной, вечно, вечно одной…

И Салман не мог уснуть.

С вечера собирался дождь. Все перешли с открытой веранды под крышу и легли спать под вентиляторами. Но он остался на веранде, напротив комнаты Нафис.

Он все ворочался с боку на бок, слушая, как в доме монотонно шумит большой вентилятор. Было не так уж жарко, ветерок приносил прохладу, но Салман никак не мог уснуть.

События последних дней не давали покоя. Похоже, что свадьба Юсуфа и Нафис расстроилась, и теперь окончательно. Он сделал все, чтобы примирить их, пускался на разные хитрости. Но сам Юсуф и пальцем не пошевелил, чтобы приблизить свадьбу, а Нафис тем более. Да и что она могла сделать? А все тетушка, вставшая как скала. Что извлекла Нафис из учебы в колледже? Умение подобрать блузку к сари и оттенок губной помады к костюму, больше ничего.