Удачная партия - Зоя Гарина Страница 31

— Да ладно, — ответила Дюймовочка, направляясь к краю котлована, — ничего страшного, мы себе места найдем. Спасибо, — и с криком «Аллах акбар! Сига-а-ем!» спрыгнула в котлован.

Крысы без разговоров последовали за ней.

У Коварда от прыжка и падения захватило дух. Но это не был тот головокружительный и радостный полет, который он испытал, падая с края шахматной доски: полета вообще не было — это было невыносимое тошнотворное кружение в невероятной воздушной центрифуге, которое вызывало только одно ощущение — панику.

— Не-ет! — закричал Ковард.

— Не-ет! — закричал Злобный Я, и крысы, будто два разнополюсных магнита, притянулись друг к другу и слились воедино.

Ковард проснулся внезапно от сильного толчка в плечо. Его сознание все еще падало в черную пропасть котлована, и оттого он не сразу понял, что загадочная реальность сна уже закончилась и началась другая, не менее загадочная реальность жизни с бесконечной чередой своих несуразных проблем.

— Гражданин! — услышал Ковард строгое обращение. — Вы меня слышите?

Ковард открыл глаза, но его взор не смог различить ничего, кроме густого белесого тумана. Повинуясь инстинктивному желанию обрести зрение, Ковард сел и протер глаза.

— Гражданин! — настойчиво обратился тот же голос.

Аркадию Францевичу понадобилось несколько секунд, чтобы различить фигуру человека в милицейской форме, стоящего вплотную к лавке, на которой он провел ночь.

Вид грозного стража порядка явно не соответствовал уставу. И хотя его рука была высоко поднята к козырьку сбитой на затылок милицейской фуражки, что говорило о том, что сон Коварда был потревожен не из праздного любопытства, а по долгу службы, но даже не совсем пришедшему в себя после внезапного пробуждения Коварду было понятно, что представитель власти не совсем трезв.

— Почему спим в неположенном месте? — милиционер сурово сдвинул брови. — А? Документики предъявляем!

Волна внутреннего возмущения захлестнула Коварда, но он, сдержав свой гнев, с достоинством поинтересовался:

— А ваши документики посмотреть можно?

Этот невинный вопрос явно озадачил представителя власти. Он опустил руку, и выражение его лица стало не строгим, а удивленным.

— Зачем? — совершенно искренне спросил он.

— Ну как? — все с тем же достоинством ответил Ковард. — Подтвердите ваше право на предъявление ко мне вышеизложенных претензий.

— Чего? — наморщил лоб милиционер. Он был не на шутку озадачен сложностью речевых оборотов правонарушителя.

— Право на предъявление ко мне претензий, — четко повторил Ковард.

— Ты что, слепой? Формы не видишь? — возмутился милиционер.

— Вижу. Форму вижу, а оснований для предъявления вам документов — нет.

Милиционер неожиданно широко улыбнулся и с любовью посмотрел на Коварда:

— Ну ты даешь! Адвокат, что ли?

— Нет, — ответил Ковард и не моргнув глазом соврал, — академик.

— Тю! — присвистнул милиционер. — Шутишь?

— Нет, — повел бровью Аркадий Францевич, — не шучу.

— Ну и ну, — милиционер покачал головой. — Надо же! Академик! О, времена! О, нравы! А почему спим на лавке? Странно как-то…

— Обстоятельства личного характера…

Взгляд Коварда стал тяжелым, и он, обреченно вздохнув, опустил голову.

— Ясно, — посочувствовал страж порядка и, усевшись рядом на лавку, по-дружески обнял Коварда за плечи: — Что? Все так плохо?

— Да. Хуже некуда.

— Баба, — догадался милиционер. — Эх! Вот же стервы! Все как одна стервы. Они и на свет-то появляются, чтобы нам, нормальным мужикам, жизнь портить. Сочувствую. Э-э! — милиционер вздохнул и махнул рукой. — У меня тоже, знаешь ли, баба не сахар. Вот я сегодня чуть выпил — дежурство было, ну, короче, пришлось, обстоятельства так сложились — так веришь, ноги домой не несут. Запилит. Хорошо, что у меня есть запасная берлога, можно спрятаться на время, так сказать, переждать грозу. А с другой стороны, вот так подумаешь о жизни: что есть она, жизнь-то? Тоска, брат, одна тоска…

Ковард молчал. Ему действительно было тоскливо. Он не хотел думать ни о своем странном сне, ни о своих проблемах в реальной жизни, ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем.

— Коля, участковый здешний, — протянул руку Коварду милиционер, и Аркадий Францевич, без особой радости ответив на рукопожатие, произнес свое имя.

— Ты это, вот чего, — деловито продолжил Коля, — не кисни! Приструним мы твою бабу. Ишь! Взяла манеру академиков на лавку выгонять. Никакого гражданского понятия! Адресок говори, я мигом дело устрою. Запляшет у меня как миленькая. Ну, куда идти-то?

— Не надо никуда идти.

— Чего так? — с обидой в голосе спросил Коля. — Я ж помочь хочу.

— Спасибо. Тронут. Но мне сложно помочь.

— Тебе повезло. Я лучший спец по неблагополучным семьям. Они у меня все вот здесь, — и Коля продемонстрировал кулак внушительных размеров. — Я им спуску не даю. Статистика, знаешь ли, штука упрямая.

— Факты.

— Что факты?

— Факты — вещь упрямая.

— А! Ну, один хрен. Давай адресок.

— Не надо, Коля. Я сам разберусь.

— Как знаешь. Но ежели чего, то я могу.

Ковард помотал головой:

— Я сам.

— Ладно, проехали… А ты точно академик?

— Я биолог.

— Уважаю. Всегда удивляюсь: бывают же такие умные люди! Я, например, в школе только физкультуру и пение любил, а всякие там физики, химии, литературы — нет. Одна нервотрепка.

— Ну, каждому свое, — философски заметил Ковард.

— Это точно, — согласился с ним Коля и, помолчав немного, спросил: — Что теперь делать будешь-то?

— На работу пойду, — устало ответил Аркадий Францевич и поморщился. — Эх! Умыться бы мне.

— Ха! — обрадовался Коля, что его гуманное желание помочь попавшему в беду академику не пропадет даром. — Нет ничего проще. Пойдем ко мне в берлогу. У меня по высшему разряду — есть все: и душ, и ванна, — он сделал небольшую паузу и с нескрываемой гордостью добавил: — и даже писсуар! И в холодильнике жратва есть. Позавтракаем. На пустой желудок голова плохо варит. По себе знаю. А для академиков голова — главный орган.

— Да не удобно как-то, — попробовал ради приличия отказаться Ковард, но Коля был настойчив, и тогда Аркадий Францевич с радостью согласился.

Берлога милиционера Коли оказалась в соседнем доме. То, что эта так называемая «берлога» претендовала на «высший разряд», было понятно уже по входной двери — массивная черная металлическая, с телескопическим глазком.