Осенняя женщина - Анна Климова Страница 31

Тимофей задумчиво шел рядом. Она украдкой смотрела на него и не могла понять, что же заставляло его быть с ней? Почему он не исчез, как все остальные, через пару недель? Зачем эти долгие паузы в их разговорах? Почему так мучительно хочется найти новую тему, но всякий раз оказывалось, что они об этом уже говорили.

Сам Тимофей никак не мог решить, что же чувствует к Майе. То ли привязанность, то ли обезличенное желание ощущать рядом хоть чье-то присутствие. «С таким же успехом ты мог бы завести собаку или кошку», — подзуживала его какая-то неуправляемо-ехидная часть сознания. Он отмахивался, злился на себя и сам удивлялся, с каким внутренним нежеланием набирает ее номер.

Они оба выдохлись в своих отношениях. Пришли к чему-то и теперь не знали, куда идти дальше. И надо ли было идти?

Тимофей знал, что Майю часто бросали парни. Она сама обмолвилась об этом иронично, как о забавном жизненном курьезе, не доставлявшем больших хлопот. Возможно, в том все и дело. Ей не хватало кокетства и простой женской хитрости, делавших отношения между мужчиной и женщиной более… захватывающими, что ли. Не такими однообразными.

Возможно, Майя все это также понимала, потому и приняла решение. На этот раз сама.

Они молча прошли через темный парк, и тут Майя решилась.

— Послушай, Тим, — сказала она, остановившись у бетонного парапета возле Свислочи. — Я думаю, нам не в чем винить друг друга.

— Винить?

— Да. За это молчание каждый раз. Мне кажется, мы молчим не потому, что нам нравится гулять молча.

— А разве нам не нравится? — улыбнулся он, пытаясь притянуть ее к себе. Она мягко отстранилась.

— Не надо. Ты же знаешь, я не люблю актерства в обычной жизни. А сейчас мы больше чем когда-либо похожи на актеров, которые забыли текст и глупо пытаются импровизировать. Знаешь, я и сама не понимаю, зачем дала то объявление. Теперь вот неспокойно от всего этого. Может быть, я просто привыкла быть одна. Привыкла сама себе готовить, сама о себе беспокоиться. Так проще. Мне кажется. Теперь же я постоянно беспокоюсь о другом. О том, позвонишь ли ты и позвонишь ли вообще. Я словно подвешенный на ниточке груз. Мучаюсь, гадая, когда ниточка оборвется, чтобы уже больше не терзаться сомнениями.

— Майя…

— Погоди. Я скажу, потому что потом уже не решусь. — Она помолчала некоторое время, глядя на темную реку. — Я не дура. И все понимаю. Знаю, какой меня видят другие. Я пацанка. Всегда ходила в штанах, бегала с мальчишками. Меня так воспитали отец и дед. Им нравилось брать меня на футбол, на рыбалку. Учили водить машину, ремонтировать радиоприемники. Я привыкла ни в чем не уступать парням. Ты романтичен, ты ухаживаешь так, как девчонки только могут мечтать, но… я чувствую себя при этом как-то… глупо. Неловко. Как парень, за которым прилюдно ухаживает другой парень. Нет, ты не подумай ничего такого, я нормальная, просто внутри у меня все иначе. Я никогда не буду носить платьица с кружевами, — нервно рассмеялась она, — и не стану все решения перекладывать на плечи мужчины. Я хочу сама все решать, сама заботиться о мужчине… Говорю тебе это первому. Я сильная.

И ты сильный. Мы оба как две горы, которые никогда не смогут приблизиться друг к другу, не насилуя себя, свою натуру… Не обижайся, пожалуйста.

— Скажи честно, ты действительно так думаешь или просто не хочешь, чтобы я расстался с тобой неожиданно для тебя самой? Я не собираюсь…

— Разве ты не слышал, что я тебе говорила?

— Слышал, но… все равно не понимаю, что с нами не так?

— В том-то и дело, что с нами все в порядке. Только мы очень похожи.

— Разве это плохо?

— Иногда плохо.

— И на этом у нас… все? — тихо спросил Тимофей.

— Я уверена, ты и сам в глубине души вздохнешь с облегчением.

— Ты так считаешь?

— Да. Потому что это правда. Ну что, я пойду?

— Подожди, — он удержал ее за рукав. — Нельзя же так! Это неправильно.

— А что правильно? Молча бродить по темным переулкам и идиллическим аллеям, пытаясь развить давно исчерпавший себя сценарий? Думать о каких-то призрачных обязательствах? О том, какие слова сказать в следующую минуту?

— Неужели все настолько сложно?

— Сложно, — согласилась она и добавила тихо: — Всегда сложно. И когда люди любят, и когда нет.

— А мы, значит…

— Не стоит об этом. Совсем не обязательно говорить, когда все и так понятно. Я пойду, Тимофей. И даже не обещаю, что мы останемся друзьями. Не только потому, что это по-книжному глупо. Просто я не смогу больше быть с тобой такой откровенной, как сейчас. Да мне и нечего больше тебе сказать. И, пожалуйста, не вини себя. Никто не виноват. Просто так получилось, Тим.

Она уходила в темноту, пятясь и стараясь придать голосу беззаботный тон. — Встретились не две половинки. Извини за банальность.

— Это ты так решила, — откликнулся он, к стыду своему действительно чувствуя облегчение, И грусть.

— Мы оба так решили.

— Я тебе позвоню.

— Не звони. Не надо.

— Майя! Погоди!

Она ушла, махая рукой. Он долго смотрел ей вслед. Нескладный силуэт на фоне освещенной дороги вскоре торопливо исчез.

Груза на душе Тимофея больше не было. Только сейчас он поднял, что не смог бы столь же откровенно, как Майя, признаться в своем тягостном чувстве. Она смогла. Хотя, скорее всего, ей даже более одиноко, чем ему. И больнее. Всегда больно отрекаться от надежды.

В какой-то момент ему захотелось догнать ее, но он отказался от этой мысли — начинать все сначала у него не было сил.

Тимофей раздосадовано стукнул кулаком по бетонному парапету и пошел к припаркованной на дороге машине.

* * *

Три человека в черном «мерседесе» наблюдали, как Тимофей вышел из темной аллеи парка.

— А твой муж изменился, Ирочка, — сказал тот, что с комфортом устроился на заднем сиденье, мужчина лет пятидесяти в хорошем пальто с поднятым воротником, обращаясь к женщине, сидевшей рядом с водителем и нервно покусывавшей нижнюю губу. Огонек его сигары мерцал в темноте салона, как глаз хищного зверя, раненого в давних и жестоких боях.

Она молча достала тонкие сигареты и прикурила от изящной зажигалки, блеснувшей благородным металлом.

— Как ты считаешь, дорогая?

— Никак, — пожала она плечами.

— Лично я не вижу разницы, — фыркнул человек за рулем. — Такой же слабак.

— Слабак? — на лице мужчины, частично освещенном уличным фонарем, мелькнула усмешка. — Тимофей никогда не был слабаком. Тебе хотелось бы так думать, но это не так. И он действительно изменился. Стал спокойнее. Увереннее. Отдых явно пошел ему на пользу.

— Он не вернется добровольно, — сказала Ира. — И вы это знаете лучше, чем кто бы то ни было.