Пират в любви - Барбара Картленд Страница 31

— Двумя или тремя головами! — шепотом повторила Бертилла.

— Он может петь любовные песни и танцевать военные танцы, — продолжал старый торговец, — но его всегда подстерегает вопрос: «А сколько голов ты отрезал?»

— И что же в таких случаях делают мужчины? — задала Бертилла совершенно излишний вопрос.

— Идут на охоту, — услышала она ответ. — И когда мужчина возвращается со своим трофеем, начинаются приготовления к великому празднику — празднику высушенных голов.

— Но… наверное, миссионеры могли бы объяснить им, что это плохо?

Торговец рассмеялся:

— Насколько я мог наблюдать миссионеров, от них только лишние хлопоты. Им в основном удается обратить в христианство только глупцов, которые их боятся, или хитрецов, готовых на все ради выгоды. Такие надеются получить что-нибудь от белых людей.

Бертилла снова примолкла, да ей и нечего было сказать. Она снова почувствовала себя одной в целом мире, где некому о ней позаботиться или хотя бы выслушать ее.

— Но вы, пожалуйста, не волнуйтесь, — сказал торговец, должно быть, сообразив, что напугал девушку. — Вы сами увидите, что даяки — люди приятные и выглядят весьма красиво, когда надевают свои воинские уборы из перьев и потрясают щитами, украшенными пучками волос, срезанных с голов убитых.

Бертилла невольно ахнула, а торговец добавил:

— Обычно у них такой вид, словно они и воды не замутят: нацепят на шею ожерелья из разноцветных бус, улыбаются вам так мило, просто любо-дорого поглядеть!

Он ни в малейшей степени не избавил Бертиллу от ее страхов, но, когда пароход вошел в устье реки Саравак и поплыл по ней, она была совершенно захвачена красотой широкой извилистой реки со светло-коричневой водой.

Надо всем царила гора Сантуборг, великолепных и величественных очертаний, поросшая густым лесом; у самого подножия горы росли казуарины, а вдоль реки протянулся мягкий песчаный пляж.

По берегам повсюду виднелись фруктовые деревья, некоторые из них в цвету.

То и дело попадались на глаза маленькие деревушки: крытые пальмовым листом хижины словно кто-то высыпал из корзины на илистые отмели, и каждая осталась на том месте, куда упала.

Кое-где в воде стояли обнаженные до пояса женщины с кофейно-коричневой кожей, держа на плечах бамбуковые сосуды для воды, а между ними плескались и даже плавали, словно головастики, совсем малые ребятишки.

Светло-зеленые мангровые заросли покрывали невозделанные участки берегов, а за ними начинались джунгли с высокими великолепными деревьями, по ветвям которых прыгали обезьяны.

Все было так красиво, что у Бертиллы просто дух захватило; ей очень захотелось рассказать об увиденном лорду Сэйру. Она знала, что он понял бы ее чувства и разделил их.

Он любил красоту, она для него много значила — как и для Бертиллы.

Она не сомневалась: лорд Сэйр ожидал бы от нее смелости и желания понять народ Саравака, как он сам понимал людей разных стран, с которыми ему приходилось общаться.

Пароход причалил к просто и грубо сколоченной пристани; собралась немая толпа встречающих, которые приветствовали всех пассажиров — знакомых и незнакомых.

Шум и суета поднялись немалые.

Уже спускаясь вниз по трапу, Бертилла увидела в толпе красивых и смуглых улыбающихся людей высокую женщину, которую узнала сразу.

Тетя Агата выделялась бы в любой толпе, подумалось Бертилле, но здесь она была особенно приметна — этакий гигант среди пигмеев, причем гигант весьма непривлекательного вида и даже внушающий страх.

С годами она стала еще угрюмее и уродливее.

Не только из-за грубого, обветренного лица, которое показалось Бертилле еще более неприятным, чем годы тому назад, но и потому, что тетка потеряла передние зубы, и это придавало ей странное, почти зловещее выражение.

— Значит, приехала! — произнесла тетка резким, грубым голосом, который Бертилла запомнила с детства.

— Приехала, тетя Агата.

Тетка не сделала ни малейшего поползновения поцеловать племянницу или хотя бы пожать ей руку; она повернулась к трем носильщикам и заговорила с ними в требовательном и даже угрожающем тоне.

Бертилла испытывала неловкость оттого, что чемоданы ее были такими большими, а люди, которые их несли, казались совсем маленькими.

Тетка отдавала носильщикам приказания таким тоном, что Бертилла смутилась еще больше. Покончив с переговорами, тетка повернулась к ней.

— Я уже в третий раз встречаю пароход, — сказала она. — Это вполне в духе твоей матери — не сообщить точную дату твоего приезда.

— Думаю, мама не знала, что пароход уходит из Сингапура раз в две недели, — объяснила Бертилла. — Кроме того, я задержалась потому, что пароход, на котором я плыла из Англии, загорелся и потерпел кораблекрушение в Малаккском проливе.

Если она хотела удивить тетку, то потерпела неудачу.

— Загорелся? — все тем же резким тоном спросила Агата Элвинстон. — У тебя пропала вся одежда? Если это так, то имей в виду, что я не в состоянии снабдить тебя новой.

— Нет никакой необходимости чем-то снабжать меня, тетя Агата, — спокойно ответила Бертилла. — Миссис Хендерсон, у которой я остановилась после того, как мы добрались до берега, заказала мне все новое. Это очень щедро и любезно с ее стороны.

— Значит, у нее больше денег, чем здравого смысла! — Отнюдь не любезно заметила тетя Агата.

Тем временем они удалились от пристани и теперь двигались по улице, застроенной по обеим сторонам деревянными домами.

Видимо, все население собралось на набережной у пристани, потому что людей на улице почти не было.

По пути им встретилось что-то вроде базара; Бертилла заметила разносчиков, которые выкрикивали свои товары, услышала она удары в гонг, доносившиеся из мечети, и заунывные звуки какого-то однострунного музыкального инструмента.

— Кстати, — заговорила тетка. — У тебя есть деньги?

— Боюсь, что не слишком много, — ответила Бертилла, — но больше, чем я предполагала, так как мне не пришлось платить за гостиницу в Сингапуре.

— Сколько? — поинтересовалась тетка.

— Точно не знаю, — ответила девушка. — Сосчитаю, когда мы придем.

С этими словами она посмотрела на сумочку, которую несла с собой.

— Дай ее мне!

Агата Элвинстон протянула руку, и Бертилла, удивленная, но послушная, отдала тетке сумочку.

Не замедляя шаг, тетка открыла сумочку и не глядя вытащила оттуда кошелек и несколько банкнотов.

Эту добычу Агата опустила в карман своего хлопчатобумажного платья, потом почти пренебрежительным жестом вернула сумочку Бертилле.

— Я бы хотела оставить немного денег для себя, тетя Агата, — сказала Бертилла.