Тень греха - Барбара Картленд Страница 32

Она представила, что могло бы случиться, если бы лорд Кроуторн застал в коттедже только ее и Нану.

Разве сумели бы они защититься от такого человека?

И даже теперь Селеста не чувствовала себя в полной безопасности. Что-то подсказывало ей, что лорд Кроуторн не сдастся так легко.

Накануне вечером он хотел поцеловать ее. Едва подумав об этом, она как будто ощутила прикосновение его губ.

— Ненавижу! — прошептала Селеста. — Ненавижу!

Она вспомнила, как, вырвавшись из беседки, бежала по дорожке и как, наткнувшись на графа и попав в его объятия, вдруг почувствовала, что страх ушел.

Там, на дорожке, при свете китайского фонарика, он казался таким большим и сильным…

В его присутствии она ничего и никого не боялась. Даже лорда Кроуторна.

Но сейчас граф был в Лондоне, а лорд сидел в гостиной с ее братом, нашептывал ему что-то, отравлял его мысли, раздувал ненависть к тому, кто вызволил его из долговой тюрьмы.

— И как только Джайлс может слушать такого человека? — прошептала Селеста и тут же напомнила себе, что брат все же защитил ее, не оставив наедине с незваным гостем.

Размышляя о последних событиях и забыв даже про шитье, нередко помогавшее занять часы досуга, она вздрогнула, когда снизу донесся голос Джайлса:

— Селеста! Спустись!

Она неохотно сошла вниз по лестнице.

Брат уже ждал ее — взволнованный, с раскрасневшимся лицом и странно блестящими глазами.

— Его светлость возвращается в Лондон и желает попрощаться с тобой.

Обрадованная этой новостью, Селеста без всякой опаски и с улыбкой на губах вошла в гостиную.

— Хочу поблагодарить за прекрасный ланч, — обратился к ней лорд Кроуторн. — Видеть вас было невыразимым наслаждением. Позднее, когда я уеду, брат расскажет вам о том, что мы обсуждали и о чем договорились на будущее.

— На будущее?

— Мы увидимся с вами не завтра, но послезавтра.

Не понимая, о чем идет речь, Селеста промолчала.

— К сожалению, я не имел возможности сказать, как обворожительно вы вчера выглядели.

Селесту немного удивило, что он, не стесняясь, говорит о вечере, когда его унизили у нее на глазах, но она лишь молча склонила голову.

— Сегодня говорить о вас будут многие. Большинство в самых лестных выражениях, но некоторые, как, например, леди Имоджен, с завистью, ненавистью и злобой.

Она опустила глаза, вспомнив, с какой неприязнью смотрела на нее упомянутая лордом дама, когда граф вел ее через гостиную.

— Леди Имоджен можно понять, — продолжал Кроуторн. — У нее есть все основания для ревности. Сомневаюсь, что граф Мелтам способен долго хранить верность одной женщине. Селеста замерла.

Лорд Кроуторн определенно пытался внушить ей что-то, в его голосе проскальзывала какая-то особенная, неприятная нотка.

— Вы ведь знаете, конечно, что они собираются пожениться? Свадьба намечена на начало осени, когда король вернется в Лондон.

Наверное, ей было бы не так больно, если бы он вонзил кинжал ей в сердце.

Она не поняла, откуда взялась эта боль, почему померкло солнце и отчего в гостиной как будто потемнело.

— Мелтам вам не сказал? — спросил лорд Кроуторн. — Что ж, ничего удивительного. Леди Имоджен придется нелегко с этим распутником. С другой стороны, в таком браке есть выгоды, ради которых можно на многое закрыть глаза.

— По крайней мере, граф богат и сможет покупать ей все, чего она только пожелает, — с горечью проворчал Джайлс.

— Да, богат, и нам остается только надеяться, что он успеет — хотя бы ради леди Имоджен — насладиться своим богатством.

С этими словами лорд Кроуторн взял руку Селесты в свою и поднес к губам.

— Вы отказались от моего подарка, — негромко произнес он, — но в следующий раз я привезу что-то другое. Что-то, что вы обязательно примете.

Она почувствовала прикосновение его губ, но ничего больше.

Не вздрогнула.

Не отстранилась. Ее как будто парализовало.

Джайлс пошел провожать гостя к карете, где они остановились, разговаривая о чем-то вполголоса.

Селеста смотрела на них из окна и не могла сдвинуться с места. Ноги словно приросли к полу.

Итак, граф женится на леди Имоджен.

Вполне понятный выбор.

Селеста никогда еще не видела женщины столь красивой — с ее огненными волосами и зелеными глазами.

Он упомянул, что не намерен жениться, но, очевидно, только для того, чтобы ничто не мешало предложить ей стать его любовницей. Любовницей, от которой он вскоре отказался бы, найдя ее скучной и неинтересной в сравнении с женщиной наподобие леди Имоджен.

Она вновь вспомнила то странное, непостижимое чувство, что родилось, когда граф поцеловал ее.

Селеста не могла ни назвать это чувство, ни объяснить его, но знала, что оно заставляло ее желать, чтобы тот поцелуй продолжался и продолжался.

Карета тронулась, увозя лорда Кроуторна в Лондон. Джайлс повернулся и зашагал по дорожке к дому, и, глядя на него, Селеста вдруг поняла, поняла ясно и определенно, как если бы тьму прорезала вспышка молнии, что любит графа.

Она полюбила его сразу, с первого взгляда, с той первой встречи в теплице, когда он поцеловал ее, а она не смогла ничего сделать, чтобы остановить его.

Потом, когда граф пожаловал с визитом в коттедж, она попыталась вызвать в себе ненависть к нему, но уже вечером того же дня, когда они беседовали в библиотеке, она не нашла в своем сердце ни капли ненависти.

Уже тогда, стоя на лестнице, она должна была понять, что то странное, непонятное и незнакомое чувство, которое он пробуждал в ней, зовется любовью.

И в тот момент, когда они оказались в темноте убежища и она с замиранием сердца ждала, обнимет он ее или нет, ей следовало понять, что это и есть любовь.

То волнение, тот необъяснимый трепет, то тревожно-сладостное ожидание чего-то — это и есть любовь.

Это, но никак не непреодолимый ужас, охватывающий ее каждый раз при виде лорда Кроуторна.

Получалось, что она влюбилась и сама об этом не догадывалась!

Она любила графа и лишь теперь, потеряв его, поняла, почему в его объятиях чувствовала себя как за каменной стеной. Такого покоя, такого умиротворения она не знала никогда раньше.

— Я люблю его! Люблю! — произнесла Селеста вполголоса, с нарастающим отчаянием осознавая, что он женится на леди Имоджен.

Между ними все кончено. Она не существует для него больше.

Все, что он сделал для нее, было лишь благородным жестом.