Неотразимая - Конни Брокуэй Страница 32

– Я провожу вас в каюту, – проговорил Томас. Он повел ее по палубе, затем они спустились по крутым ступеням и попали в небольшой коридорчик, разделяющий две главные каюты. Помещение, занимаемое командой, находилось палубой ниже. Томас открыл ближайшую дверь.

Представшая перед взором Фиа каюта была обставлена по-спартански. В ней была одна койка, прикрепленная к стене, один небольшой столик, комод с ящиками. Вся мебель была привинчена к полу. Небольшое круглое окошко позволяло пятну света проникнуть в помещение каюты. Саквояж и чемодан заполнили оставшееся пространство.

– Очаровательно, – пробормотала Фиа и повернулась к Томасу. – И сколько мне предстоит пробыть здесь?

– Дня три, полагаю, от силы четыре, – ответил Томас.

– Если я правильно понимаю, мы отправляемся не во Францию?

– Нет. – Фиа и бровью не повела, услышав ответ Томаса. Она, наклонив голову, вошла в каюту, сняла шляпку и аккуратно положила ее на столик.

– А ваша каюта как раз напротив? – Голос ее был одновременно полон презрения и предупреждения. Томас понял это и почувствовал, как кровь прилила к его лицу.

– Да, – коротко бросил он и про себя добавил: «Проклятая девчонка!»

– Тогда я предлагаю вам туда и отправиться, если у вас нет других обязанностей, которые потребовали бы вашего внимания как капитана судна. Позвольте сказать вам: «До свидания».

Ее самообладание было удивительным. Она отпустила его с легкостью, точно прислугу. И не оставила ему выбора, вынуждая покинуть ее. Задержаться в каюте было бы просто невежливо.

– Не пытайтесь сбежать с корабля, леди Фиа. Где-то через четверть часа мы уже отплываем. Вся команда очень трудолюбива и предана мне.

– Для вас это должно быть утешением, – отозвалась Фиа, даже не обернувшись, чтобы посмотреть на него. Она стягивала с рук перчатки. Томас сухо поклонился и вышел.

Как обычно, гавань была заполнена судами и суденышками, которые сновали во всех направлениях. К тому времени как они покинули Лондон и повернули на север по направлению к побережью Суффолка, солнце висело уже над самым горизонтом, освещая многочисленные лондонские шпили.

Фиа не вышла на палубу, и Томас предположил, что она сердится. Однако объяснение это его не удовлетворило. Он не ожидал от нее подобного, но откуда ему вообще знать, чего можно ожидать от Фиа Меррик.

Эта мысль не давала ему сосредоточиться. Еще, будучи совсем молоденькой девушкой, Фиа была неприступна в своем одиночестве, порой вызывая даже жалость к себе. Для своего возраста она была не по годам взрослой, превратившись в тень отца. Горящими глазами она наблюдала иногда за карнавалами в замке, не выдавая своих мыслей.

В тех случаях, когда он заговаривал с ней, его удивляла сдержанность девушки и очевидность усилия, которого ей стоил ответ. Тогда это его интриговало. Но, разумеется, совершенно не из какого-то особого интереса к ней.

В последующие шесть лет он очень много слышал о Карре, но ничего о Фиа. А когда он, наконец, услышал о ней, то узнал много интересного касательно ее репутации. Например, отзывы молодых щеголей, которые говорили о ней с намеками и с понимающими улыбками, заключали на нее пари, но окончательно ему открыло глаза происшествие с бедным Пипом Лейтоном, знакомство которого с этой светской женщиной едва не стоило ему жизни. Теперь впервые Томас задумался о том, чем было вызвано такое превращение Фиа.

Большой парус наполнило ветром. Томас повернул штурвал влево и приказал команде поднять малый парус. Работа заняла несколько минут, и вскоре корабль весело бежал вперед, покачиваясь на волнах.

– Обед через час, капитан, – известил худощавый пожилой матрос, который был стюардом при капитане на корабле. Он говорил по-португальски. Томас поднял руку, показывая, что слышал его, подозвал рулевого и передал ему управление кораблем, а сам направился в каюту Фиа. На его стук никто не ответил. Он снова постучал.

– Леди Фиа, – позвал он.

– Убирайтесь, – раздалось из каюты. Голос звучал глухо.

– С вами все в порядке?

– Я прекрасно чувствую себя, убирайтесь.

– Я уйду, но если вы проголодались, то приглашаю вас через час обедать.

– Убирайтесь. – Голос ее стал выше и звучал совсем тонко. – Я не хочу...

«Боже, да ее просто укачало», – догадался Томас. Он слышал эти звуки много раз и не мог ошибиться. Томас открыл дверь и вошел. Фиа сидела на краю узкой койки в накидке и нижней юбке. Она широко развела ноги, на полу между ними стоял таз, над которым она наклонилась – ее непрерывно рвало. Длинные пряди волос разметались и прилипли к плечам, она посмотрела на Томаса, ее лицо оказалось прямо в луче заходящего солнца. Кожа лица приняла какой-то неестественный зеленоватый оттенок, под глазами выделялись темные круги.

– Прошу вас, уходите, – слабым голосом повторила она.

Томас развернулся и вышел. Он быстро прошел в свою каюту, взял со стола кувшин с водой, оловянную кружку, полотенце и вернулся в каюту Фиа. Она сидела в той же позе, но еще ниже склонилась над тазом. Томас налил в кружку воды и протянул ей.

– Выпейте это, ради Бога. Выпейте! – приказал он. Она посмотрела на Томаса сквозь слипшиеся пряди волос.

– Не могу! О-о-о! – И она снова склонилась над тазом. Ее вырвало, но не так сильно, как перед этим.

Томас сел рядом на койку и обнял ее за плечи. Кожа была влажной и липкой. Тонкая накидка стала мокрой от пота. Томас поднял ее голову за подбородок, и Фиа крепко зажмурилась. Он поднес кружку с водой к ее губам и заставил сделать несколько глотков.

– Пейте, Фиа, это поможет, я знаю. – Она подчинилась. У нее не было сил спорить и сопротивляться. – Маленькими глоточками. Вот так, вот так. Лучше?

– Нет, – тихо простонала Фиа. Он крепче прижал ее к себе, отметив, что даже сейчас, когда ей так плохо, когда она едва в состоянии поднять голову, она продолжает сопротивляться этой близости. Она была очень маленькой в его руках, настолько маленькой, что Томас даже поразился. Он чувствовал пальцами каждое ее ребрышко, руками мог охватить ее тонкий стан. Его большая рука закрывала почти все ее бедро.

– Расслабьтесь, – пробормотал он, ласково поглаживая ей щеку, и прижал ее лицо к своему плечу. У Фиа не было сил сопротивляться, и она сдалась. Она прерывисто дышала, а свои маленькие кулачки прижала к его груди.

Фиа ненавидела себя сейчас. Он не знал, каким образом, но понимал, что Фиа сейчас страдает не из-за своего физического состояния. Причина этого намного серьезнее. Он чувствовал ее уязвимость и глубоко сидевшее в ней презрение к этой уязвимости. Он помнил собственную ярость, помнил, как смахивал слезы с глаз, когда хозяин хлестал его плеткой. Скрывая малейший намек на жалость, который бы только усугубил ее страдания, он вновь предложил ей воды. Глаза Фиа были все еще закрыты, как будто она боялась увидеть его жалость.