Прежняя любовь - Дороти Кумсон Страница 32

— Правда? — рассеянно спрашивает он.

Его тело все еще скручено в узел оттого, что я снова произнесла запретное слово.

— Да, — говорю я, стараясь, чтобы это не прозвучало как обвинение. — Несколько раз.

Джек качает головой и плотно сжимает губы.

— Я не знаю, что это было. Я готов поклясться, что мне снилась авария.

Я обращаю внимание на то, что он до сих пор на меня не посмотрел. Но это может вообще ничего не означать. И это может означать все, что угодно. Я вспомнила, каких титанических усилий ему стоило держать себя в руках, когда госпожа Морган говорила о прошлом Евы. Иногда бывает очень трудно понять, что для него значимо, а что — нет. Поэтому чаще всего я даже не пытаюсь в этом разобраться.

— Ну что ж, — говорю я, — значит, так и было.

— Еще темно, — произносит Джек, глядя на ночь за окном.

— Да, — соглашаюсь я. — Мы легли всего час назад. — Мне еще не успел присниться мой кошмарный сон об аварии. Эту радость ночь приберегла на потом. — Тебе снились эти сны, когда я лежала в больнице? — спрашиваю я.

— Я не помню, — отвечает он.

— Хорошо.

Нет никакого смысла продолжать разговор, который грозит вылиться в «разговор о Еве». И никогда не было. Такие разговоры всегда заканчиваются совершенно одинаково: Джек замолкает, отстраняется и прячется в свою раковину, а я не знаю, на что решиться — тоже замолчать или продолжать попытки добраться до сути проблемы. Я снова забираюсь под одеяло и поворачиваюсь на бок — лицом к окну, спиной к Джеку.

Иногда, общаясь с ним, я вынуждена затаить дыхание. Причем эта необходимость является вопросом жизни и смерти. Хуже этой необходимости только то, что никогда не знаешь, когда уже можно выдохнуть. Вот и сейчас я не знаю, правильно поступлю или нет. Выдохнуть и принять на себя груз последствий или продолжать задерживать дыхание независимо от того, чем это мне грозит?

Иногда в присутствии Джека мне вообще страшно дышать, потому что это может убить наш брак.

— Спокойной ночи.

У меня ни на что не осталось сил. Я не могу подбирать слова, не могу вытягивать из него признания. Авария покалечила нас обоих. Она изломала наши души. А потом явилась госпожа Морган. Если душевные травмы Джека проявляются таким образом, то я не должна усугублять его боль и растерянность. Поэтому я не буду принуждать его к разговорам. Все, что я должна сделать, — это отдалиться и предоставить ему возможность самостоятельно решать свои проблемы.

— Я тебя люблю, — неожиданно шепчет он, обнимая меня и прижимаясь ко мне всем телом.

Он ласков и осторожен в своих попытках не причинить боль моему истерзанному телу.

— Я тоже тебя люблю, — потрясенная, отвечаю я.

Джек впервые ведет себя так после упоминания о Еве.

Он прижимается губами к моему затылку и снова шепчет слова любви, как будто пытаясь запечатлеть их на моей коже. Еще никогда после упоминания о Еве мы не были так близки. Обычно одного ее имени хватало, чтобы нас разбросало в стороны.

Февраль 2010

Я стояла в дверях гостиной и смотрела на черно-белое изображение Рекса Харрисона, беседующего с Маргарет Резерфорд. На экране телевизора шел старый фильм, но звук был выключен, как и свет в комнате. Молчаливый экран отбрасывал блики, танцующие по мебели и стенам темной гостиной.

Джек совершенно неподвижно сидел на диване спиной к двери. Он не мог не услышать моих шагов, но даже не шелохнулся. Я подошла к дивану, на котором он сидел, стиснув пальцами пульт дистанционного управления и неотрывно глядя на экран телевизора.

— Джек! — прошептала я, опускаясь на диван рядом с ним. — Уже середина ночи. Пойдем спать. Тебе рано вставать.

Внезапно яркий свет экрана осветил его лицо и стекающие по щекам слезы. Внутри у меня все похолодело. Мне показалось, что даже мое сердце перестало биться при виде того, что с ним происходит.

— Джек! С тобой все в порядке? Что случилось?

— Это была ее любимая пьеса Ноэля Кауэрда, — ломающимся голосом, едва сдерживая рыдания, произнес он.

Я обернулась к экрану. Мне тоже нравился «Неугомонный дух». Это талантливо написанная, остроумная и очень забавная история.

— Она считала ее лучшим произведением Кауэрда, — продолжил он дрожащим от напряжения, боли и сдерживаемых слез голосом. — Господи, мне ее так не хватает! Как же мне ее не хватает!

Впервые за все время он сказал что-то, имеющее отношение к личности Евы. Раньше я знала ее только как женщину, на которой он был женат. Впервые он заговорил о ее вкусах, что сделало ее для меня живым человеком.

— Ну конечно, милый, — произнесла я, протягивая руки, чтобы обнять его и проявлением своей любви и нежности помочь пережить мучительный момент.

Он отшатнулся от меня, как будто я хотела причинить ему вред.

— Я должен побыть один, — произнес он, продолжая смотреть на экран и явно желая поскорее избавиться от моего присутствия. — Пожалуйста.

Я в ужасе смотрела на него. Почему он не хочет, чтобы я ему помогла? Чтобы я обняла его? Я не знала ее, но я люблю его. Я готова на все, чтобы помочь ему справиться с этой болью. Я думала, что сумела донести это до него. Я думала, это то, в чем он нуждается. Я думала, что именно поэтому мы поженились и весь смысл нашего брака заключается в том, что все проблемы мы теперь будем решать вместе.

— Хорошо, — ответила я, чувствуя, что вокруг моего сердца обвилась колючая проволока, пронзившая его в нескольких местах.

«Пожалуйста, хоть бы это не было началом того, чем это мне кажется! — думала я, выходя из комнаты. — Пожалуйста, пусть она не встанет между нами и не разлучит нас!»

Джек

Мне снова снится этот повторяющийся сон: я вхожу в комнату и вижу, что Ева сидит на кровати в своем розовом свадебном платье, подтянув колени к подбородку и обхватив ноги руками. Ее голова лежит на коленях, а волосы волнами рассыпались по плечам и рукам. Ее рыдания заполняют комнату, и комната как будто дрожит, сочувствуя ее горю.

— О господи, Ева, что случилось? — спрашиваю я, не в силах приблизиться к кровати, потому что горе окружает ее непроницаемой стеной.

Я хочу дотянуться до нее, но она отказывается принимать от меня сочувствие и утешение.

— Ах, Джек! — продолжая всхлипывать, говорит она. — Как ты мог? Как ты мог полюбить другую женщину? Как ты мог на ней жениться? Неужели тебе совсем нет дела до того, что меня больше нет? Неужели ты меня больше не любишь?

Обычно на этом месте мои глаза распахивались, и я лежал, снедаемый чувством вины, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Я видел, что сжимаю в объятиях спящую Либби, и мне приходилось осторожно высвобождать руки, чтобы, не разбудив ее, перекатиться на другую сторону кровати и отвернуться от жены. Я подолгу лежал без сна, пытаясь заглушить голос и плач Евы у себя в голове.