Врата рая - Джеми Дэнтон Страница 32

Сообщили о двух смертях, не называя имен, и ее волнение усилилось почти до паники. Она пыталась уверить себя, что с Дрю ничего не случилось, повторяла эти слова в уме снова и снова.

Нужно было побывать в других местах, и это метание по городу никак не кончалось. Наконец она добралась до дома, застав бабушку и сиделку прилипшими к телевизору. Эмили уже собиралась звонить в часть, чтобы узнать о Дрю, но в шестичасовых новостях на экране появилась фотография Айвена Фитспатрика. Эмили мысленно помолилась за его жену и детей.

Жаль было Кристу, детей, и особенно Дрю. Она знала, что он болезненно переносит смерти, и ничего не могла с собой поделать: переживала за него. Взял этот тип и поселился в ее сердце. С постоянной пропиской. И даже в суд не подашь о выселении.

Она постучала по блокноту кончиком ручки и уставилась в пустую страницу. Нужно заняться этой краской, а не выписывать воображаемые уведомления: «С такого-то числа в квартире отказываю». Все равно ничего не получится, нет юридических формул, чтобы приказывать сердцу.

В другой комнате бабуля и Сьюзет заливались смехом, глядя комедию.

Веками женщины боролись со старением, и теперь ежедневно реклама предлагала им новое, и, конечно же, усовершенствованное оружие в этой борьбе. Утверждалось, что блондинкам живется на свете веселее, и на это тратились миллиарды долларов. Покупательницам напоминали, что они достойны трат, которые делают на себя, и что они становятся не старше, а только лучше. Добычу ловили на крючок «обновления», «восстановления», «оживления» и «питания» волос.

Идея. Брови у Эмили взлетели вверх. «Оживлять» нужно свою внутреннюю жизнь – при неоценимой помощи краски для волос, конечно, – и, обновившись снаружи и внутри, взять судьбу в свои руки! Эмили записывала и скоро набросала достаточно текста для целой серии объявлений. Для этого клиента рекламная кампания готова.

Довольная, она убрала записи и рисунки и направилась в гостиную. Жаль, что ей эта краска вряд ли поможет.

Бабушка дремала, Сьюзет вязала крючком и одновременно смотрела драму про врачей.

– Пойду немного проветрюсь, – шепнула ей Эмили и тихо открыла дверь.

И взвизгнула от испуга, увидев по другую сторону сетки большую темную тень. Торопливо щелкнула выключателем. Дрю.

– Что ты тут делаешь?

– Надо поговорить.

Этот бархатный голос! Как он заставляет пробуждаться чувства, трепетать каждую клеточку тела! С их последней встречи Эмили продвинулась далеко: ее карьера, вся ее жизнь уже шли верной дорогой и с каждым днем приближали Эмили к успеху. Но сердце не продвинулось к исцелению ни на один малюсенький шаг – и вид Дрю болезненно ей об этом напомнил.

Мало ему, что она постоянно о нем думает?

Неужели необходимо вот так являться, напоминая о том, что у них могло быть – и никогда не будет?

– Что такое? – поинтересовалась со своего дивана бабушка, успевшая проснуться. – Кто там?

– Все нормально, бабуля, – откликнулась Эмили. Между ней и ее нежданным гостем хлипкая, но все же преграда. – Меня напугала крыса, появившаяся у дверей.

В масляно-желтом свете лампочки, освещавшей вход, было заметно, как Дрю передернуло.

– Измываешься?

– Интересно, почему все задают мне один и тот же вопрос?

– Потому что ты не хочешь идти людям навстречу, – пробормотала бабуля громко, чтобы внучка услышала.

– А что, если я не хочу с тобой говорить?

– Не говори. Слушай.

Он открыл дверь, поймал Эмили за руку и вытащил на веранду.

Эмили показалось, что по телу побежали искры. Какое уж тут исцеление, если одно-единственное прикосновение, и все летит в тартарары.

Эмили выдернула руку и отошла к дальнему краю веранды. Надо как-то сохранить трезвую голову и проследить за своими гормонами, чтобы их уровень не вылетел за пределы таблиц. Устроившись на перилах, она скрестила на груди руки, упорно не глядя на Дрю.

– Хорошо, говори. Но не думай, что я подставлю другую щеку, чтобы следы твоих кроссовок выглядели симметрично.

– Ты о чем? – В голосе Дрю звучала растерянность.

Эмили вздохнула и не потрудилась объяснить.

– Ты, кажется, хотел мне что-то сказать?

Скажи, что ты свалял колоссального дурака и не достоин моей любви. Скажи, что твоя жизнь без меня пуста.

И что дальше? Простить его? Кинуться ему в объятья, благодаря богов за такой чудесный шанс, как будто он и не прогулялся по ее сердцу в грязной обуви?

А потом поверить ему и не бояться новой обиды?

Наверное, нет.

Пусть скажет, что хотел, и она над этим подумает.

Он подошел ближе, и она, наконец, смогла его как следует разглядеть. Эмили почувствовала, как гаснет ее злость. Пожалуй, именно о таких говорят: «краше в гроб кладут». Нет больше ни танцующих отблесков в невероятных зеленых глазах, ни игривой улыбки, приподнимающей уголки рта, который так хочется поцеловать. Ему очень плохо – ведь он только что потерял друга.

– Я слышала, что случилось с Фитсом. Мне так жаль.

Руки в карманах, глаза опущены.

– Спасибо. Это был тяжелый день.

И Дрю рассказал ей о пожаре, и о несчастном случае, стоившем Фитсу жизни, о том, как ужасно было явиться к Кристе с сообщением, что ее муж больше домой не придет. Она слышала боль в его голосе, видела волнение в глазах, и последняя баррикада, возведенная ею вокруг своего разбитого сердца и уязвленной гордости, рассыпалась в щебенку.

Он взглянул ей в глаза.

– Я был не прав, Эмили.

– В чем же это?

– Во всем.

– Даже так? – Она еще не желала сдаваться. – Из чего же ты делаешь столь неожиданный вывод?

Он протянул к ней руку, согрел ее щеку ладонью.

– Мне тебя так не хватало.

Мне тоже, тоже, тоже! – кричала бедная душа Эмили.

– Говорят, что кошки – превосходные компаньоны. Может, заведешь себе одну?

Он едва заметно усмехнулся.

– А вот ты оказалась права. – Он провел большим пальцем по ее щеке.

Эмили закатила глаза.

– Это в чем же?

– Во всем.

Эти лаконичные высказывания начинали надоедать.

– Детали, пожалуйста.

В точку попала бабуля. Не хочет она идти людям навстречу – ну никак.

– Я боялся. – Дрю опустил руку и переплел ее пальцы со своими. – Я действительно боялся. И сейчас боюсь, ведь я люблю тебя так сильно, что это болит. Здесь. – Он поднял их соединенные руки и прижал к сердцу. – Мне до смерти страшно любить тебя, но и прожить без тебя жизнь… наверное, этого я тоже не смогу.