Обратная сторона - Ольга Иженякова Страница 32

А раньше сколько, чего и когда нужно добыть решало за него государство. Причем сдавать нужно было не только шкуру, но и мясо. Помимо зверья охотники сдавали также рыбу. Тоннами. И здесь Иван отличался — всегда перевыполнял план по рыбосдаче.

Правда, несмотря на успехи в рыбном промысле, за ним прочно закрепилась кличка Медвежатник, но охотник не обижается на судьбу, а с возрастом стал немножко философом. По-прежнему живет подолгу в тайге, а оттуда возвращается с… грибами, ягодами, кедровыми орехами. Такого в молодости за ним отродясь не водилось. Недоумевающей жене говорит, что зверь — это как человек, только благороднее. Вон по телевизору на всех кнопках сейчас секс показывают, люди уже этого перестали стыдится, а у зверя все по-другому. У него, зверя-то, когда сезон любви наступает — он от посторонних глаз прячется, чтобы все было по-настоящему, по-природному.

Еще у меня охотник спросил, что случилось с актером Сергеем Бодровым. Он его фильм «Медвежий поцелуй» два раза смотрел — хорошо сыграно, философия у фильма правильная, природная.

Я неуверенно мотнула головой.

— Раньше, помнится, — сказал Иван, — этого актера по телевизору часто показывали, на многих передачах он выступал, рассказывал что-то, смеялся, шутил. А сейчас что-то перестали показывать — видать, за границу сманили. У нас многих правильных людей за границу сманивают, а наши почему-то не хотят удержать…

У меня не нашлось, что ответить охотнику, и мы быстро попрощались.

Я часто вспоминаю одного странного спутника — мне как-то случилось с ним ехать в Приобье в одном купе. Имени я его, к сожалению, давно не помню. Он рассказал, что в их селе есть старый храм, построенный еще в начале позапрошлого века. На вид обычная церквушка, каких в нашей стране тысячи, но дело не в ней.

Прямо на ее куполе растет… яблоня. И что особенно примечательно, каждый год без исключения она плодоносит!

Казалось бы, будущего у этой яблони нет: нельзя же корни пустить в толстую стену храма, и селяне почему-то каждый раз уверены, что в следующем году она обязательно погибнет — но нет же! Исключительно каждую весну она покрывается молочно-белыми цветами, потом лепестки облетают на церковный дворик, и прихожане целыми неделями ходят по нежному весеннему шелку, а к осени ее ветки ломятся от ароматных фруктов, которые скатываются с мшистой крыши прямо под ноги людям.

Никто не помнит, сколько яблоне лет, старожилов в этом селе давно нет. Тем людям, которые живут в селе, кажется, что яблоня на крыше храма была всегда. И если им случается знакомиться с жителями соседних деревень, то они вместо названия своего села обычно говорят: «А я оттуда, где на крыше церкви яблоня плодоносит».

Образ яблони в моем сознании почему-то тесно переплелся с образом дорогих моему сердцу мест. Их совсем немного, и у них нет будущего. Что стоит на месте дремучих лесов, болот, таежных равнин с обитающими в них маленькими, но невероятно самобытными и простыми народностями построить холодные каменные города, где прочно поселяются стрессы, суета и вопиющее людское одиночество?

Но ведь яблоня не просто растет и цветет, она еще и плодоносит! Вот в чем дело! И слава Богу, что никому из селян не пришло в голову яблоню пересадить. Что-то мне подсказывает, что она не прижилась бы. Хотя я лично никогда ее не видела, зато заочно сразу же в нее влюбилась. Бывает такое.

Впрочем, хочу заметить, что далеко не всегда среди тайги вырастают города-неудачники. Исключения все же случаются, но только одному Богу известно, какой ценой они даются.

Есть города-сады среди тайги. Уж я-то, как никто другой, знаю.

…Вполне скромный поселок в огромном Ханты-Мансийском округе — Лучинск называется.

Это маленький островок европейской цивилизации среди непроходимых болот. Просторные улицы, разноцветные дома. Здесь невероятно медленное движение жизни, даже начинает казаться, будто все горожане перед выходом из дома специально пьют валерьянку, чтобы ходить медленно, наслаждаясь красотой поселка, например, цветом фонарей, гармонирующих с северным сиянием, и факелами газовых месторождений, расположенных неподалеку.

Этот поселок отличает то, что власти терпимо — пожалуй, даже слишком терпимо, — относятся к горожанам. Такое в России встретишь, увы, не часто. К тому же эти самые власти постоянно получают за свой поселок награды самого высшего уровня.

Здесь все ухожено, чисто и очень красиво. Секрет прост. Я узнала о нем, когда приехала сюда однажды.

Зрелище странное. Кругом на много-много километров видны нефтяные вышки. Нефть качают и днем и ночью, не переставая: одна вахта сменяет другую, а ту — третья. После снова заступает на дежурство первая… И так, наверное, будет, пока всю земную кровь не скачают. До капли.

Рядом с поселком много деревушек, привычно загаженных, как это общепринято у нас в России, а в Лучинске, который находится от них всего в нескольких километрах, уютно и чисто.

Глава администрации в приватной беседе как-то признался мне:

— Денег на благоустройство не жалеем и сил, признаться, тоже. Известно, например, какое короткое наше северное лето, так мы заранее запасаемся рассадой садовых цветов в четыре раза больше положенного.

Первый раз, например, высадим на клумбы, цветы продерживаются от силы неделю, их горожане с каким-то особым остервенением срывают или выдирают прямо с корнями. Второй раз они, бедные, продерживаются чуть больше — недели две, максимум три. Третий — еще больше. Ну а то, что высадим в четвертый раз, уже, как правило, не срывают. Просто некогда или неохота. Четвертая рассада доживает обычно до первых заморозков, которые начинаются в августе.

Ну, цветы ладно. Тут объяснение можно найти. Северные люди — дикие, к зелени, как известно, не особенно-то привыкли. Другое дело, что, оказывается, и к чистоте тоже!

Взять, к примеру, нашу набережную: небольшую, но отделанную под питерскую, с фонарями и фонтанами. С той лишь разницей, что через каждые четыре метра на ней стоят шикарные мусорные урны в уникальном архитектурном стиле.

И что же? Два раза в день убирают наши дворники набережную и каждый раз собирают горы мусора. Ну не принято у нас бросать мусор в корзину! Не принято! Люди гуляют по набережной с колясками, на велосипедах или же просто пешком и бесконечно гадят, гадят, гадят. Другой бы глава поселка плюнул, а мне интересно — когда-нибудь этот народ научится убирать за собой. Четырнадцать лет учим, учим, а все без толку.

В этих краях хозяева жизни — иностранцы. Они приезжают на Север, останавливаются в дорогих гостиницах и… весь мир сразу начинает вращаться вокруг них. Кофе? Водку? Дорогую рыбу? Девушек? Пожалуйста! Возьмите все и сразу!

А те, кто добывают нефть, от зари до зари торчат на месторождениях, получают за свои труды, конечно, гораздо меньше того же иностранца, который торгует нашей нефтью. Это он хозяин жизни, а не наш русский работяга. В итоге у многих жителей северных городов имеется одинаковая мечта. Чтобы наше правительство хотя бы однажды сказало иностранным властям: так, мол, и так, дорогие вы наши зарубежные партнеры, нефть и газ мы вам две недели подавать не будем — инвентаризация скважин у нас. А что здесь такого? Мерзнут же наши старики без тепла в Центральной России, так почему бы не отключить тот же Запад или хотя бы припугнуть его, а то ну совсем никакого уважения к нашему брату нету, причем у себя же дома.