Дочь игрока - Рут Оуэн Страница 32

И все-таки графа что-то тревожило… Он взял бокал и осушил его одним глотком.

– Кузины не появляются ниоткуда. Даже воскресшие кузины. Ее история – обман, и Черри в конце концов это докажет. А когда докажет, это разобьет сердца бабушки и сестры.

– Только их сердца?

Эдуард резко обернулся. Прищурившись, проговорил:

– Ваши услуги мне больше не нужны, доктор. Вы свободны.

– Спокойной ночи, милорд. – Доктор Уильямс встал со стула и, подхватив медицинский саквояж, направился к двери.

Глядя ему вслед, граф говорил себе, что ему не в чем себя винить, что этот молодой человек у него на службе и он, граф, ему хорошо платит. И вообще их отношения – чисто деловые, не дружеские…

– Доктор! – Эдуард поставил бокал на каминную полку и запустил пальцы в волосы. – Мои друзья, те, что еще остались, называют меня Эдуардом.

Улыбка молодого человека была неуверенной, но искренней.

– А мои меня – Чарльзом. Спокойной ночи… Эдуард.

Оставшись один, граф задумчиво смотрел на огонь. Он действительно неравнодушен к мисс Уинтроп – граф понял это, увидев, как моряк ее целует, – ему хотелось убить негодяя. Он не хотел в этом признаться – черт возьми, боялся признаться! – но признаться пришлось…

Она – не в его вкусе. Слишком тощая, а он любил пышных женщин. Слишком высокая, а он любил малышек, утопающих в кружевах и оборках. И главное – она слишком молодая, почти на двенадцать лет моложе его; правда, некоторые мужчины предпочитают совсем молоденьких девушек, но граф к их числу не относился. В ней не было ничего, что могло бы его заинтересовать. Кроме ее сияющих глаз. И чудесной улыбки. И еще ее удивительная грация – глядя на «Пруденс», он чувствовал, что его неудержимо влечет к ней…

Эдуард впервые чувствовал подобное влечение к женщине, это, скорее, походило на безумие, подавлявшее его волю. Он провел тыльной стороной ладони по влажному лбу. Слишком худая. Слишком высокая. Слишком молодая. Почти наверняка – обманщица. И все же его к ней влекло.

Резкий стук в дверь вывел его из задумчивости. О дьявол… Без сомнения, это вернулся доктор, озабоченный его душевным здоровьем. Как, впрочем, и физическим. Граф рывком распахнул массивную дверь.

– Черт побери, Чарльз, мне не нужны ваши…

Перед ним стояла мисс Уинтроп. Стояла неподвижно, словно изваяние.

Она смотрела на его обнаженную грудь – рубаха графа была распахнута до самой талии.

Целомудренно «отредактированные» копии греческих фресок, которые Рина видела в книге матери по классической истории, не подготовили ее к восприятию реальности – сейчас перед ней была грудь графа, поросшая черными волосами с тугими завитками, и еще она чувствовала пьянящий запах его кожи.

Рина приподняла подбородок… и встретила леденящий взгляд серых глаз.

– Что вам угодно?

Она снова взглянула на его обнаженную грудь. Множество мыслей пронеслось в ее голове – и все нескромные.

– Я… я хотела поблагодарить вас. За то, что вы спасли меня. И еще я…

– Прекрасно. Вы меня поблагодарили. До свидания.

Он хотел закрыть дверь, но Сабрина, переступив порог, помешала ему:

– Подождите, я еще не все…

– Я ничего не желаю слушать! – закричал граф. – Убирайтесь из моей комнаты.

Сабрина покачала головой, не в состоянии объяснить перемену в его настроении. Он рисковал жизнью, чтобы избавить ее от моряка. А потом, когда она перевязывала его руку, он казался таким нежным и добрым, таким… Она судорожно сглотнула – сердце пронзила резкая боль.

– Я не уйду. Пока не расскажу вам то, что услышала сегодня днем.

На мгновение ей показалось, что граф силой вытолкнет ее за дверь. Но он лишь выругался сквозь зубы и вернулся к письменному столу. Стоя спиной к Сабрине, он вылил в свой бокал остатки вина из бутылки. Не оборачиваясь, он произнес:

– Ну?..

Закрыв дверь, Сабрина прислонилась к ней, уже жалея о том, что не ушла, когда он пытался ее выставить. Но она знала: ее долг – рассказать графу о том, что она случайно услышала в переулке.

– До того, как на меня напал моряк, я кое-что услышала. Нечто такое, о чем вы должны знать.

Он пожал плечами:

– Жаль, что вы не сказали мне об этот днем. Тогда бы вы не отнимали у меня время сейчас.

Рина рассердилась:

– Неужели я вам очень помешала? Чем вы, собственно, заняты? Пьете вино?

Граф резко повернулся и бросил на нее убийственный взгляд:

– Это моя комната. И я волен делать здесь все, что пожелаю. Если моя выпивка оскорбляет ваши тонкие чувства, вас никто не задерживает.

– Я уйду, но не раньше, чем расскажу вам все. – Она с вызовом посмотрела на графа. – Стоя в переулке, я услышала разговор двоих мужчин. Они упомянули ваше имя и говорили о несчастном случае – о происшествии с лошадью. И говорили о какой-то грязной сделке. «Она живая, а мы не стали богаче» – вот слова одного из них.

Эдуард поставил бокал на стол.

– Имелась в виду ваша лошадь?

– Мне кажется – да. Лопнувшие поводья – не случайность. И если они пытались… навредить мне, то они могут попытаться навредить и остальным членам семьи. Вам, графине, леди Эми или…

– Или моим детям. Клянусь Богом, если с их головы упадет хоть волосок, я… – Неожиданно он запрокинул голову и громко расхохотался. – Господи, о чем я думал?

– Эдуард, вы…

– Я опять позволил себя провести! Клянусь Богом, мне следовало бы просить Чарльза обследовать мою голову, а не руку.

– Но это правда!

– Без сомнения. Вы просто случайно оказались в нужном месте в нужное время и услышали этот разговор. Как вы это объясняете?

– Возможно, мне повезло, – предположила Рина.

– Больше похоже на обман. – Граф одним глотком осушил бокал и подошел к камину. – Вам не удастся меня одурачить, так и знайте.

– Но это правда! Клянусь.

– Так же, как клянетесь, что вы – Пруденс Уинтроп? – Он усмехнулся. Усмехнулся с горечью и сожалением. – Если вы пытаетесь завоевать мое доверие, то зря стараетесь. У меня имеется некоторый опыт общения с лживыми женщинами. Вы, конечно, весьма искусная лгунья, но все-таки лгунья. Подозреваю, вы ни перед чем не остановитесь, чтобы добиться своего.

Сабрина даже не подозревала, что слова графа могут так больно ее ранить. Но ведь она надеялась, что Тревелин – после того как спас ее – станет хоть немного ее уважать. Теперь же было очевидно: она надеялась напрасно. Что бы она ни говорила, что бы ни делала – он будет видеть в ней лишь подлую лгунью.

Сабрина прижала руку к груди, пытаясь унять боль в сердце.