Любовная капитуляция - Сильвия Соммерфильд Страница 32

— Хорошо, я пришлю весть.

— Благодарю.

Она отвернулась от него.

Чего проще, казалось, было бы подойти к ней, заключитьдевушку в объятия, наобещать с три короба, например, что в его силах спасти еебрата от смерти. Но он не мог. Даже лучше, что между ними сохраняетсяопределенная дистанция. Кэтрин будет его, и со временем он возьмет ее в руки,сделает из нее то, что хочет. Настанет момент, и их стычкам и пререканиямпридет конец.

Донован вышел, и через секунду Кэтрин услышала, как захлопнуласьнаружная дверь. Только после этого она дала волю слезам.

Яков Стюарт созвал первый в свое правление парламентдвенадцатого июля. Он сам восседал в резном кресле, подобии трона, на помосте,к которому вели три ступеньки, великолепно одетый, в бархате и соболях. Но подизящной шитой рубашкой прятался тяжелый железный пояс, терзавший тело и недававший уснуть совести. Он по-прежнему носил его день и ночь.

Сегодня, когда Яков IV выступал в роли верховного судьи,совесть как никогда давила на него, а потому лицо короля казалось мрачнееобычного. Все происходящее было ему хорошо знакомо по прошлому, только тогда онне был королем и отец его был жив.

Ниже его, по правую руку, восседал граф Арджильский, канцлеркоролевства, по левую — Патрик Хепберн, а за ним — Донован Мак-Адам. В этом высоком совете вообще преобладали имена людей изпограничья. Хоум — управляющий двором, епископ Линлитгоутский — председатель судейского архива и всего совета, а секретарем былУайтлоу, на столе которого уже были разложены бумаги, а руки испачканычернилами.

Торжественно внесли Меч правосудия, и Яков взял в рукискипетр и державу. Он взглянул на своих подданных, и в наступившей тишинеканцлер объявил начало заседания.

— Милорды, — разнеслись его слова, — милорды, бароны,депутаты от городов! Сегодня парламент собирается на заседание, чтобы решитьсудьбу тех, кто вместе с Яковом III поднял меч против его величества, каковыхнасчитывается двадцать восемь лордов и тридцать семь баронов.

Обвиняемые стояли перед королем, одни — приведенные подстражей, другие — прибывшие по вызову. Они подчинились приказу новогокороля, и Яков не сомневался, что причина тому — его действия поподавлению Дайрлтонского мятежа. Ослушаться теперь уже не осмеливались.

О намерениях короля никто не знал ничего определенного; покаканцлер произносил свою речь, Мак-Адам наблюдал за бесстрастным лицом Якова.

Первым в списке стоял Дэвид Линдсей; выступив вперед, ондошел до первой ступеньки и опустился на колени. Глаза его поднялись к королю сдостоинством, которое не сломило заключение. Седовласый, но все еще крепкийтелом и духом, он ждал.

— Лорд Дэвид, вы получили вызов прийти сюда на суд за своевыступление против короля. Что вы можете ответить на предъявленное обвинение?

Лорд Дэвид взглянул на бесстрастное лицо Якова; не сумевпрочитать на нем решения своей участи, он оглядел других лордов, восседавшихвместе с королем. В нем зашевелился гнев. Он поклялся на верность своемукоролю, стоял за него до конца и имел право презирать тех, кто изменил своемусюзерену, как только его положение пошатнулось. Это были люди корысти, которыхон ненавидел. Дэвид взглянул на Флеминга и Дугласа, но те отвели глаза.

— Я готов с мечом в руках выйти против всякого, кто посмеетназвать меня изменником, особенно если он, презрев все клятвы, смотрит в тусторону, откуда ветер дует. Их нынешним клятвам такая же цена, как и прошлой.

Это был вызов творимой несправедливости. Отчаянно, почти ненадеясь на успех, он пытался явить на свет Божий истину, заклеймитьклятвопреступников, ныне подавшихся в судьи. Он сражался за Якова III, потомучто тот являлся его королем. Разве мог человек, присягнувший на верность,поступить иначе?

— Вы, — указал он на Флеминга и Дугласа, — выподговорили короля подняться против собственного отца! Вы организовали подлоеубийство бывшего монарха! И если король не поймет этой простой истины, если онне покарает вас, в один прекрасный день вы убьете и его.

Он вновь повернулся к Якову.

— Сир, люди, с такой легкостью раздающие клятвы, никогда небудут по-настоящему верны вам. Я и то буду более предан вашей милости, чем они.

Донован взглянул на Якова. Если бы он имел возможность, тоходатайствовал бы сейчас за Линдсея, потому что знал цену чести. Сейчас онпытался понять, о чем думает Яков. Король мрачно взирал на Линдсея, но тотзамолчал, ибо просить о милости ему не позволяла гордость. В молчаливомуважении смотрели на него из зала.

Донован собрался было заговорить, когда из ряда вышел ещеодин обвиняемый и встал рядом с Линдсеем. Это был Эрик Мак-Леод. Донованпристально вгляделся в него. Какое сходство с сестрой! Тот же цвет волос, та жеосанка, та же несгибаемая гордость...

— Сир, к сожалению, никто из служителей закона не пожелалвысказаться от нас. — Эрик помедлил, затем заговорил вновь, спокойно исдержанно. — В случае моей смерти некому будет продолжить имя Мак-Леодов, онобудет вычеркнуто из списков живущих, и мысль об этом потрясает меня и все моесемейство. Но уж лучше это, чем измена данному слову. Я могу говорить только засебя, но я бы просил разрешения вашей милости ходатайствовать за моеготроюродного брата лорда Линдсея.

— Продолжайте, милорд, — сказал Яков; лицо егооставалось бесстрастным.

В зале пробежал ропот. Донован пристально вглядывался вюношу, представляя себе на его месте Кэтрин. Глаза, форма лица, все так похоже.Словно почувствовав его взгляд, Эрик озадаченно и хмуро посмотрел на Донована.Никто не заметил, что то же самое сделал Яков.

Но в эти мгновения Эрик думал не о сестре. Он вспоминал о таинственнойзаписке, непонятно как подброшенной к нему. Кто бы ни был ее автором, он дотончайших деталей разбирался в праве и вручал в руки Эрика сильнейшее оружие.Однако, не зная автора, Эрик колебался, опасаясь, что речь может идти оловушке, подстроенной для него и его друзей. Словно уловив его нерешительность,король нахмурился и со значением сказал:

— Милорд, вы что-то желали сказать в вашу защиту?

Эрик облизнул губы. За спиной стояли друзья, с которыми ониспил горькую чашу поражения, они молчали, словно доверяя ему высказаться от ихимени, и он решился.

— Ваша милость, у меня вопрос к вам.

Яков вопрошающе приподнял брови, и губы его искривились вусмешке. Помедлив немного, он кивнул.

— На коронации, принося присягу, вы лишили себя праваприсутствовать на сегодняшнем заседании.

Ропот удивления и возмущения пронесся по залу, но Яков неостановил Эрика.

— Вы поклялись, сир, что никогда не станете присутствоватьна заседании, если на нем рассматривается дело, к которому вы имеликасательство.