Вулкан любви - Патриция Райс Страница 33

– Может, пожар начался от печки вдовы и перекинулся дальше на холл?

Слоан ничего не стал объяснять. Надо вернуться в отель и посмотреть самому повнимательнее.

– Ладно, ты пока отдохни, и если что-нибудь вспомнишь, пошли за мной. Ты храбрый парень, раз попытался спасти вдову. Но в следующий раз зови кого-нибудь на помощь. Всегда лучше заниматься такими вещами вдвоем.

– Я запомню, – сонно ответил мальчик, и его веснушчатое лицо порозовело от похвалы.

Такая ерунда – одно доброе слово, но оно может буквально перевернуть человека! Слоан старался не думать об этом, а Джек смотрел на него с гордостью. Потом он закрыл глаза, чтобы отдохнуть, как было велено. Толботту не хотелось, чтобы мальчик так вот на него смотрел. Ни этот мальчик, ни кто-нибудь другой. Он привык, что его презирали и боялись.

Он выскочил из дома Нили так быстро, будто свора адских псов гналась за ним по пятам.

Саманта видела, как он уходит, но не окликнула. Слоан Толботт – сильный человек. Он сам о себе позаботится.

Из окна своего дома Саманта видела, как мужчины день за днем ползали вверх и вниз по стенам отеля, поднимая обрушившиеся полы, заделывая крышу или осматривая повреждения на галерее. Она не знала, где Слоан Толботт проводил эти холодные ночи, но, похоже, он больше не пользовался отелем. Хотя, несмотря на следы пожара у нескольких окон, отель выглядел даже лучше, чем прежде.

Она отошла от окна. Стоял январь, а об отце все еще ничего не было слышно. Ей хотелось спуститься с горы в ближайший поселок, но мать даже слышать об этом не хотела. Если бы ей удалось опросить внизу несколько человек, она непременно узнала бы что-нибудь. Немногим удавалось забыть Эммануэля Нили.

Но Саманта не могла взять с собой кого-нибудь из сестер, а мать считала, что попутчик-мужчина – это неприлично, ехать же одной – верх глупости. Эх, была бы она мужчиной! Но она им не была.

Этот факт стал главным разочарованием в ее жизни. Саманта знала, что отец мечтал о сыновьях, продолжателях его дела. Он даже заготовил имена каждому из них. Ее он назвал в честь отца: Сэмюэл. Гарриет и Бернадетту назвали в честь его дядьев – Гарольда и Бернарда. Интересно, как бы он назвал четвертую дочь. Больше дядьев у него не было. Может, по имени отца матери? Алоизий – такое имя непросто превратить в женское.

Несмотря на разочарование, отец по-своему любил их всех. Он делал им кукол, которые двигались, и небьющуюся кукольную посуду. Однако куклы и игры «в домик» никогда не интересовали Саманту. Ей хотелось идти за отцом и делать то, что делал он. Но он относился к ней снисходительно, так же как и ко всем остальным женщинам своего дома.

Саманта не могла поверить, что он исчез, не оставив никакого знака. Отец никогда бы не заставил ее гадать, что с ним. Она была уверена в этом, как в своем имени. Он не стал бы сидеть где-то, ожидая, когда его найдут, – если, конечно, не произошло чего-то ужасного.

Но даже в этом случае при нем, Саманта знала это, было достаточно документов, чтобы их известили о его смерти. Люди просто не могли остаться равнодушными к Эммануэлю Нили. Они не могли бы остаться равнодушными и к его телу – если, конечно, он не был расчетливо убит и тайком захоронен.

Она гнала эти мысли. Единственным известным ей человеком, способным на такое вероломство, был тот, кто поцеловал ее, почти бесчувственную, и проявил такую заботу о мальчике, которого у него не было никаких причин любить. Когда они приехали, она думала, что Слоан Толботт способен на убийство, теперь она сомневалась в этом.

Не зная, чем бы заняться, она направилась через улицу к отелю. Она шла без всякой определенной цели, но Слоана было трудно пропустить. Он распоряжался обработкой досок на заднем дворе. Рядом с ним сидел Джек и, тщательно вымеряя длину досок, делал на них отметки, чтобы Джо знал, где пилить.

Слоан поднял глаза, когда она вошла на задний двор, потом отвернулся к рабочему, который монтировал деревянные поручни для лестницы черного хода.

– Что вам нужно? – бросил он отрывисто через плечо.

– Я думала, может, могу чем-нибудь помочь? – Саманта сунула руки в карманы. По какой-то странной причине она теперь и в брюках чувствовала себя почти так же неуклюже, как недавно в юбках.

– Почему бы вам не пострелять белок?

Он все еще не смотрел на нее. Саманта нахмурилась.

– Почему? У нас теперь больше свинины и говядины, чем даже было дома.

– Тогда ступайте и вяжите шарф или что-нибудь еще.

Он сознательно прогонял ее. Саманте хотелось стукнуть его по ноге, чтобы привлечь внимание.

– Я не умею вязать. И устала бездействовать. Вон там у вас – это виноградная лоза?

Слоан тотчас взглянул на нее. Она смотрела на лозу и не видела выражения его лица.

– А на что это, по-вашему, похоже? – с раздражением спросил он.

– Она должна быть обрезана. Дома я экспериментировала с лозой, но никогда не видела такого разнобоя и такого интенсивного роста, как здесь. Много винограда собираете?

– Откуда мне, черт побери, знать? Я не садовод!

– Я садовод, – ответила она с грустью. – И отец писал, что приобрел лучшую в стране долину для моего сада, но никто не может сказать мне, где она. Вы не возражаете, если я взгляну на ваш виноградник поближе?

Не дожидаясь ответа, она двинулась вперед. Слоан молча смотрел ей вслед. Пустота этого ее сухого, знойного голоса задела в нем струну, которой, как он думал, больше не существовало. У него что-то оборвалось внутри, когда он увидел, как покачиваются ее бедра. Теперь она выглядела в джинсах по-другому, это его здорово задевало.

Эта женщина была так же одинока и так же скучала, как и он сам – потерянный, все время ищущий чего-то. Может, он смог бы показать ей, где найти то, чего не хватает им обоим?

Саманта не шла у Слоана из головы, пока он работал со строителями у отеля. Она волновала его, а времени на волнение не оставалось: надо было искать убийцу.

Но он никак не мог сосредоточиться! Всю свою жизнь Толботт ставил себе цели и добивался их. И вот теперь, когда на карту поставлена его жизнь, он лишь тупо смотрел на эти укрытые грубой холстиной бедра, которые призывно покачивались у виноградной лозы, и слушал этот грудной голос, который звал Джека к обеду.

Чертова девица буквально усыновила его виноградник. Она ежедневно проводила здесь целые часы, осматривая старые, одеревеневшие плети, тщательно обрезая их, распутывая ярды отрезанных, застрявших в полусгнившей решетке. Он слышал, что она даже разговаривала с этими чертовыми ветками! Вернее, что-то вполголоса напевала. Звук ее голоса дрожью отдавался в его спине, а точнее – в пояснице.

Когда Толботт крикнул Джо, чтобы тот тащил очередной штабель распиленных досок на второй этаж, и обнаружил, что этот старый козел торчит в винограднике, вместо того чтобы заниматься делом, он взорвался. Прошагав через весь двор, расталкивая на ходу рабочих, он подскочил сзади к своему первому помощнику и рявкнул ему прямо в ухо: