Не отпускай меня - Кейт Лондон Страница 33

Алекси был занят делом. Достал из коробки лопасть вентилятора, поднялся на лестничку, чтобы прикрепить ее к уже установленной головке с мотором.

— Подай другую.

Джессика схватила другую лопасть и сунула в протянутую руку.

— Вернемся к тому, о чем мы говорили, пока ты не удрал на чердак. Похоже, ты прячешься каждый раз, когда не хочешь говорить о деньгах. Хоть под настил заползешь, под предлогом, что чинишь водопровод. Если ты хочешь эту таверну, нет никакой причины, чтобы не взять у меня взаймы на время. Уже середина марта. Скоро начнется туристский сезон, и самое время произвести в таверне изменения, какие хочешь.

Алекси следил, как вращаются лопасти.

— На прошлой неделе я заплатил Барни первый взнос. Открой ящик, который Фадей привез сегодня утром. Он для тебя.

Мысли Джессики кружились, как лопасти вентилятора.

Нельзя без конца откладывать жизнь. Назревает критическая ситуация. В конце концов разбираться с Ховардом придется. Все должно выглядеть так, будто она собирается возвратиться к работе. Она уже дала знать, что появится в офисе в конце марта. То есть через две недели.

И каждый день этих двух недель казался слаще предыдущего. И больше пугал.

Алекси не позволит, чтобы ей угрожали. Он затеет что-нибудь, опасное. Надо как-то уберечь Алекси и фирму.

Как же она сможет оставить этот чудесный старый дом, хотя бы на короткое время? Она так привыкла к нему, полюбила, и всю семью Степановых, и малышей, Катерину и полуторамесячную Сашу. Мэри Джо ей почти как мать, младшие женщины — точно сестры… Они укрыли ее под теплым одеялом любви, и она почти забыла уже, какова ожидающая ее холодная действительность.

Она должна сама принять решение. Нечего впутывать Алекси.

— Погоди! Ты сказал, что внес за таверну деньги?

— Не сразу дошло? Когда я продавал ранчо, я не сидел без гроша. Не был таким дураком, чтобы не отложить денег. Так что они у меня есть. Чего не хватит, я заработаю. Мне нравится ремонтировать и строить, видеть, как под моими руками возникает новое, и я могу заниматься и тем и другим. А теперь открывай ящик.

— Почему ты не сказал мне, что заключил сделку? Ведь ты так хотел этого?

— Элли тогда рожала. Тебе было некогда: распоряжалась всем, меня погоняла, народ возила в новом автобусе, а к ночи просто сваливалась в кровать. Я думал, что эти новости подождут. Ты была такая счастливая, по уши в делах, погонялка моя. Потом была по уши в своем бизнесе. Так оно и шло. Мне это не казалось важным.

— Как же не важным? Я-то ломаю голову, как втолковать тебе, что к чему, а ты… я не так уж уставала, чтобы не…

— Чтобы не находить меня, где бы я ни был, для занятий любовью? В душе, на полу кухни…

Джессика и сама не могла объяснить своего поведения. Впрочем, нет, могла — к собственному изумлению. Желание завести ребенка разгорелось в ней до лихорадки. А все картины удивительной любви Элли и Микаила… Красота этого счастья пленила ее. И когда Алекси держал новорожденную Сашу у своей груди, в колыбельке из сильных рук, по нежности на его лице Джессика поняла — он создан, чтобы быть отцом.

— Сознаюсь. Виновна и не заслуживаю снисхождения. — Она покачала головой и уклонилась, когда Алекси попытался потянуть ее за косичку. — Так у тебя есть деньги, — повторила она. — Я так волновалась, как бы помочь тебе осуществить твою мечту, а ты в это время…

Алекси вскинул голову, прищуриваясь. Джессика была знакома с этим выражением.

— Я могу сам позаботиться о своих денежных делах. Думаешь, я попрошу женщину, которую люблю и хочу взять в жены, чтобы она содержала меня? Открой же ящик.

— Взять в жены? Любишь? Алекси, я…

Алекси порывисто вздохнул, и следующие слова прозвучали старомодно:

— Я нервничаю. Да, я люблю тебя и хочу жениться. Как-то неловко я это высказал. Извини. Но не за то, что я хочу тебя в жены.

Потрясенная этим признанием и не знающая, сможет ли она дать Алекси все, чего он заслуживает, Джессика молчала.

Алекси одарил ее легким поцелуем.

— Открой ящик, — шепнул он.

Джессика поставила ящик на стол и осторожно открыла. На свет явилось небольшое лоскутное одеяло, вышитое прекрасными узорами. Она бережно приподняла край, и под одеялом обнаружилась большая плоская корзина, явно старая, с крышкой.

— Мамино, — сказал Алекси, вынимая то и другое из ящика. — Она начала вышивать это одеяло и не успела закончить. Просила меня отдать его женщине, которую я полюблю. Здесь ее иголки и другие вышивальные штуки.

Его акцент стал заметнее, рука медленно скользила по старинной корзине.

— Как-то ты говорила, что научилась вышивать у бабушки и что она любила тебя. И что у тебя не осталось ничего от нее на память. Я подумал, что, может быть, тебе будет приятно, если у тебя будут эти вещи моей матери.

Алекси мягко улыбнулся и достал из складок одеяла изношенную детскую рубашку, красную с вышитыми цветами. Затем другие предметы детской одежды.

— Это мои. Она всегда вышивала отцовские рубашки, так, как это было принято в Старом Свете. Ей всегда хотелось иметь девочку.

То, что ей дарят такое сокровище, ошеломило Джессику. Ее пальцы пробежались по пяльцам.

— Алекси, я не могу это взять. Эти вещи слишком дороги тебе.

— Теперь они твои. Хочешь — пользуйся.

Растроганная ценностью этого подарка — семейного наследия, отданного ей — Джессика обернулась к Алекси, и заветные слова сами слетели с ее губ:

— Я люблю тебя.

Алекси улыбнулся и погладил ее по щеке.

— Я знаю. Но эти слова — роскошный подарок. Ведь ты полна страхов. Они съедят тебя, Джессика. Позволь мне помочь тебе.

Она только покачала головой и сильнее сжала в руках мягкое одеяльце. Собственная мать не дарила ей ничего. Разве сможет она соответствовать этой любящей семье?

— Ты не понимаешь. Я этого не стою.

Из окаймленного кружевами платочка в вышивальной корзине Алекси вытащил маленькую коробочку из черного бархата, явно очень старую, и торжественно открыл ее.

— От матери моей матери и от тех, кто были до нее.

В его больших руках сияли ромбовидные ониксы в причудливом обрамлении из крохотных блесток железного колчедана и хрусталя. Вспыхивая огнями, колеблясь в руках, ожерелье казалось живым.

Алекси расстегнул застежку.

— Повернись.

— О нет, я не могу это носить.

Он мягко повернул ее сам и наклонился, чтобы шепнуть ей на ухо:

— Ты из всего делаешь проблему. В конце концов, это мелочь. Мама хотела бы, чтобы оно было у тебя. И я этого хочу — храни.

— Алекси, но это же семейное наследие.