Истинные мотивы - Ким Лоренс Страница 34

Дрю почувствовал глубокое облегчение, но это сладостное чувство никак не отразилось в его уклончивом кивке. Дрю, казалось, был не в настроении вести беседу. А может быть, он готовил для нее обвинительную речь. Ева находилась в таком жалком положении, что с радостью приняла бы даже его осуждение.

Он сел на носилки у машины «Скорой помощи» и, очевидно, погрузился в мрачные размышления. Время от времени он посматривал на Еву, но не теплым, успокаивающим взглядом — нет, он был готов задушить ее.

«Вероятно, — мрачно решила она, — он думал обо всем том, что мог сделать, если бы не проезжал мимо в неподходящий момент». Дрю не из тех, кто бросает женщину в подобной ситуации, но галантность и благородство требовали слишком много времени у такого занятого человека, как он.

Мнение врачей в больнице было категоричным: ночь она должна провести в больнице, а затем можно ехать домой, при условии, что кто-нибудь будет ухаживать за ней.

Ева, которая ненавидела больницы всем сердцем, торжественно поклялась врачу, что у нее куча родственников, готовых снимать с нее носки.

Она обдумывала свое положение, когда медсестра отодвинула занавеску.

— Она здесь, — весело объявила она и снова исчезла.

— Я думала, ты ушел. — Его широкая фигура четко вырисовывалась на фоне тонкой цветастой занавески. Помещение, которое и без того было очень тесным, теперь запросто могло вызвать клаустрофобию. Ева вцепилась в кислородную маску так, будто та могла защитить ее от Дрю. А он тщательно скрывал свои чувства за насмешливым выражением лица.

— Принимаешь желаемое за действительное? — сухо предположил Дрю. — И долго еще они собираются держать тебя здесь? — добавил он, критически оглядывая помещение. Затем взглянул на часы. Казалось, ему не терпелось освободиться от этой утомительной обязанности.

— Я жду, когда мне приготовят кровать в палате.

На его лице появилось выражение недовольства.

— Ты лежишь здесь уже два часа. Я пойду разбираться…

— Не смей! — хрипло крикнула она. Несомненно, такое обращение казалось ему странным — он же привык к роскоши частных больниц. — Если бы я хотела приобрести репутацию капризного пациента, я бы обошлась и без твоей помощи! — Поднять голос стоило ей больших усилий.

— Никогда в этом не сомневался, — ответил он. — Я связался с Ником… — Он предупреждающе поднял руку, увидев страх в ее глазах. — Не беспокойся. Я сказал ему, что с тобой все будет в порядке. Алан привезет мальчиков обратно.

— Он так ждал этих выходных, — мучилась она. — Тебе бы не следовало…

— Самому сообщать, что его сестра в больнице, а его дом сгорел? — нетерпеливо ответил Дрю. — Он уже взрослый мужчина. Тебе нужно больше доверять ему, Ева. Не бойся, от этого Земля не перестанет вращаться вокруг Солнца. Представляешь, что бы он чувствовал, если бы ты держала его в неведении?

Ева бессильно опустилась на подушки. Она вынуждена была признать, что в его словах есть доля правды.

— Иногда я забываю…

— Что ты считала себя способной заботиться о тринадцатилетнем подростке и зарабатывать деньги, когда была в его возрасте?

— Может быть, ты прекратишь меня воспитывать? — задыхалась она от возмущения. Всем известно, что девочки взрослеют гораздо быстрее мальчиков. Поэтому нельзя сравнивать ее и Ника в одном и том же возрасте. При одной только мысли, что все это сейчас свалилось бы на плечи Ника, у нее волосы на голове встали дыбом. «В любом случае я не собиралась этого говорить». — Я не собираюсь лежать здесь и позволять тебе управлять мной.

— Как раз это ты и будешь делать, — властно заявил он.

Но это только он так думал. Если он вообразил себе, что она из-за любви к нему будет абсолютно покорна, то глубоко заблуждался.

— Не сомневаюсь, что у тебя есть дело и поважнее.

— Несколько дел, — согласился он.

— Мне нужно…

— …связаться со страховой компанией. Ник сообщил мне название компании. Они уже работают над твоим случаем. Кэти и Алан предложили Нику пожить у них некоторое время.

Ева была рада, что не надо беспокоиться о Нике. Поразмыслив, она пришла к выводу, что единственным человеком, на чью помощь она могла рассчитывать до тех пор, пока у нее не заживут руки, была тетя Эмили. Ведь она враждебно относилась к Нику, а не к ней.

Тетя Эмили не любила мужчин вне зависимости от их возраста и внешнего вида. В семье выдвигали множество самых невероятных теорий, чтобы объяснить ее странное отношение к мужскому полу. Она не старалась скрыть свое отвращение — напротив, выражала его так, что от ее криков сотрясался весь дом. Тетя Эмили была умна, своенравна и криклива, но это была их единственная родственница. По вполне понятным причинам никогда не возникало вопроса о том, чтобы тетя стала опекуном Ника.

— Спасибо.

— Мне было не трудно.

Ева не ответила, а только с упреком взглянула на него из-под ресниц. Она нахмурилась, понимая, что что-то не так. Моргнув несколько раз, Ева вскрикнула.

— Мои ресницы сгорели, — заплакала она, ощупывая то, что осталось от ее роскошных ресниц. Крупные слезинки поползли по ее щекам, оставляя след на закопченной коже.

Она потеряла дом, обожгла легкие, ее руки превратились в окровавленную массу, а оплакивала она какие-то ресницы!

Волна сочувствия нахлынула на Дрю. Не в состоянии сдерживать свои чувства, он прикоснулся к ее плечу. Она вся сжалась; казалось, каждая ее мышца говорила о неприятии. Ему оставалось только ждать, когда она возьмет себя в руки, и сделать то же самое самому.

Когда она подняла мокрые от слез глаза, лицо ее выражало недовольство тем, что он стал свидетелем ее горя. Независимая и гордая до сумасшествия! И он не хотел видеть ее другой. Ему и правда нравилось ее чертово упрямство!

«Опять не вовремя», — мрачно заключил он. Было легко догадаться, почему ее напряженное тело выражало такую враждебность. Теперь настала его очередь проявить чувства. Но как можно объяснить женщине, которая не переносит даже твоего прикосновения, что ты любишь ее?

Ева знала, что он сейчас мечтает оказаться где угодно, но только не здесь. Наверняка ему было интересно, начнет ли она снова говорить о любви к нему!

Он мог не переживать по этому поводу. Было несколько опасных моментов, когда он успокаивающе похлопал ее по плечу. Тогда она так сильно хотела спрятать голову на его груди и хоть на миг почувствовать себя защищенной в его теплых руках! Но она знала, что, если это сделает, будет еще труднее смотреть на него, говорить с ним.

— Ты полон жалости, — хрипло обвинила она.

— А ты — паранойи, — спокойно ответил он. — У тебя только что сгорел дом, Ева, и если ты начнешь оскорблять каждого, кто выражает сочувствие… — Его глаза задумчиво сузились. — Или ты не переносишь исключительно мое сочувствие?