План по захвату профессора - Варвара Федченко Страница 34

Сначала ей казалось, что будет достаточно поиграть, отщипнуть кусочек, чуть- чуть попробовать. А на деле она уже после первого раза пристрастилась к этому "кусочку". Андрей оказался именно таким, каким она видела своего мужчину. Но он был не ее. Сонечкин или чей-то другой, а может сам по себе, но все равно не Машин.

На ее плач сбежались все, кто был дома. Слава богам, народу было немного: Женя и дед. Бабушка ушла к соседке, шустро перепрыгивая через сугробы.

— Что-то случилось? — дедушка-врач встревоженно осматривал Мариам на предмет повреждений. — Где болит?

Сестре было достаточно одного взгляда, чтобы понять, в чем дело.

— Из-за фраера у нее болит.

— Эти мне ваши фраера… Давно пора замуж. Обеим, — дедушка Иосиф снял очки и вернулся к телевизору.

— Рассказывай.

Женя села рядом и похлопала Машу по спине, но та заревела еще громче. Дед прибавил громкость: в комнату ворвались характерные звуки лыжной гонки.

— Ты не хочешь с ним поговорить?

— Не-е-т, — тихонечко завыла Мариам. — Мне стыдно.

— За что? За секс?! — удивилась сестра.

— Нет, за ложь. И за что, что бегала от него весь семестр, и еще студентов на вранье подбила… И вообще я боюсь! Понимаешь, пока он мне в лицо не скажет, что это для него был интересный досуг и не более, все кажется не таким безнадежным. Я могу по-прежнему воображать свадьбу, трех детей и собаку-барабаку.

— Как ни странно, я тебя понимаю, — Женя долго молчала. — А меня Вавилов отшил.

— Когда?

— Когда мы с Юлей были в «Англетере». Это еще осенью было. Там же отдыхал твой Андрей с друзьями. Я, в общем-то, ничего Вавилову не говорила, но ты же знаешь, как я выгляжу, когда мне мужик нравится. По мне и так все видно, без слов.

— И что он?

— А то, что он, извинившись, уехал домой через двадцать минут после прибытия в клуб. Вместе с Андреем.

— Ну и что? Это ни о чем не говорит.

— Говорит. Я надеждами не живу. Нет, значит, нет. А собаку-барабаку я и одна могу завести. Ты, кстати, тоже. Мужик для этого дела не нужен, — Женя закричала в сторону кухни. — Дед! Дед, давай собаку купим?

— А причем тут дед? Для этого же мужик не нужен, — подразнила ее Маша.

Когда младшая сестра ушла выяснять, что там насчет собаки, Маша осталась

одна и ее снова захватили грустные мысли. Перед самым Новым годом у третьего курса по расписанию стоит зачет. Маша долго изучала трудовой договор и приложение к нему. Один единственный абзац относился к волнующему ее вопросу.

"… Зачетная единица согласно учебному плану. Зачет/экзамен принимает старший преподаватель, доцент, профессор. Ассистент может присутствовать на зачете/экзамене в целях перенятия опыта оценивания ответов обучающихся". Но ведь нигде не сказано, что ее участие строго обязательно? Ассистент может присутствовать, а может и не присутствовать. Мария уже получила достаточно опыта от профессора… К тому же до тридцатого декабря ее заявление об увольнении точно будет подписано. Она косо посмотрела на записки от Андрея, прижатые к столешнице стеклом.

" Ассистентка, пишу к Вам…". Маша прочитала еще раз про себя голосом профессора и вздохнула. Выкидывать из головы идею об их возможных отношениях было гораздо сложнее и больнее, чем она себе представляла. Последний раз она видела его тогда, из окна театра, и с тех пор пыталась не бывать в местах возможных встреч. Нагорный тоже не пытался искать ее, да и, вероятно, не имел желания.

— Хорош страдать! — раздраженно крикнула Женя из соседней комнаты.

— Я ни слова не сказала.

— Хорош молча страдать!

Сестра была неэмпатичным человеком, особенно когда дело касалось мужчин. Они для нее были расходным материалом. А по материалу не страдают и не жалеют. Может она правда лесбиянка?

— Женя, а тебе кто больше нравится? Мальчики или девочки?

— Собаки-барабаки, — ухмыльнулась сестра. — Дед, скажи, чтобы она не страдала!

— Мариам, деточка, лучше иди, покушай. Там бабушка сделала вкусно.

Эх, дед, если бы все душевные раны можно было залечить бабушкиным вкусно…

*Песня группы Сурганова и Оркестр «Неужели не я?» (стихи И. Бродского)

Новогоднего настроения не было уже который год. Андрей начал забывать, что это такое — радоваться бою курантов, мандариновому запаху, старым комедиям по телевидению. Этот навык остался где-то в детстве, может быть, в юности. Взрослея, мы теряем навык видеть суть праздника за чередой дел и списков покупок.

Профессор зашвырнул мишуру на люстру и решил, что этого украшения вполне достаточно. По крайней мере, оно полностью соответствует его настроению: на одну мишуринку из десяти.

Сначала ему казалось, что он легко отпустит Мариам, и ему ничего не будет стоить отказаться от идеи обсудить с ней сложившуюся ситуацию. Жизнь же такая простая, чего усложнять… Но через пару дней он начал подвывать от тоски, и жить стало очень сложно. Он нашел в социальной сети личную страницу Марии Петровой и с маниакальной скрупулезностью, впрочем, свойственной всем ученым, исследовал ее. Вчера вечером, помимо пары фотографий заснеженного частого сектора, девушка опубликовала информацию о новой выставке в Музее современного искусства. Андрей даже закрыл глаза, вспоминая темные лестницы этого самого музея, где он целовал ее в их вторую встречу. «Благодаря» Маше у него теперь стоит на все культурные заведения города. И даже на творчество авангардистов немного привстает, что уж совсем дико, но из песни слов не выкинешь. Ему бы хотелось, как в двадцать лет отмахнуться старой шуткой про «не пришла ты ночью, не пришла ты днем…». Но сейчас, когда он больше ценил интеллект и внутреннее наполнение, чем тело и доступность, уже не получалось так легко, как прежде, переключиться на других.

На прошедшей неделе он принял несколько зачетов, но халявно, без вдохновения. Ему стало еще тоскливее в университете, и на контрасте он сильнее полюбил свою основную работу. Вероятно, время пришло. Надо увольняться с истфака. Тем более что Мариам в своем желании сбежать от него навсегда не учла один важный момент: она учится в аспирантуре, и теперь каждый год будет вынуждена выступать с отчетом о проделанной над диссертацией работе на заседаниях кафедры. Ему не хотелось почем зря смущать девушку и тревожить себя. Андрей долил в бокал коньяка, с безразличным видом посмотрел на украшенную (хотя это громко сказано) люстру и выпил.

Собака встревоженно посмотрела на хозяина, дернув острыми ушками. Если бы она умела говорить, то высказала бы ему претензии за его дурное настроение, за молчание, за пропущенные гуляния и неброшенные палки. Он слишком много думал, ворочая в голове настолько тяжелые мысли, что собака по кличке Кила начинала радоваться тому, что она не родилась человеком. Кила беззаботно виляла хвостом, ставя лапы на колени Андрея, и хотела лишь одного: чтобы он стал прежним, таким, каким был месяц назад. Сейчас на улице самое веселье! Можно зарываться мордой в снег, искать эту вечно теряющуюся в сугробах палку, встречаться с кобелем с соседнего подъезда, гавкать на бездомную кошку у теплотрассы и бежать-бежать вниз по берегу, к покрытой льдом реке, пугая рыбаков на их смешных стульчиках- жердочках. Но вместо этого они топчутся на одном месте в парке для выгула, где хозяин смотрит в одну точку и только и ждет того, чтобы вернуться домой и снова рассматривать фотографию какой-то женщины. Тоска.