Дом там, где сердце - Шеннон Фаррел Страница 34

Как нелепо, ругал он себя, когда, оставив тщетные попытки уснуть, встал с кровати. Просто невозможно в чем-то ее обви­нять. Пристрелила его…

Он вернулся в комнату, в которой коротал последние ночи, и снял с соломенного матраса одеяла. Он обернулся ими, преж­де чем вернуться в соседнюю спальню и придвинуть стул к кро­вати. Затем тяжело опустился на стул и убрал с ее лица спутав­шиеся волосы.

Глядя на молодую красавицу в тусклом свете огня, он по­нимал, что она совершенно невиновна. Должно быть, шок от­того, что ей довелось увидеть своего любимого мужа мертвым, так подействовал на ее разум. Днем она старалась не замечать возникающую вновь и вновь перед глазами жуткую картину с зияющей в голове раной, но ночью это видение возвращалось к ней и не давало покоя.

Локлейн все больше злился на себя за то, что мог подумать, будто ему удастся за один день добиться ее взаимности. Разве сможет он так легко стереть любовь, которую она, очевидно, испытывала к Августину? Может быть, этот неотесанный пьяница такой любви и не заслуживал, но Августину и Кристоферу Колдвеллам всегда чертовски везло. Увы, это везение не распространялось на него и на его сестру Циару, которая снова начала вести себя очень странно, устало отметил он. У нее часто менялось настроение, и вся она стала какой-то отчужденной после того, как он сказал ей, что какое-то время должен нахо­диться в доме, чтобы не оставить без внимания Мюйрин.

Локлейн, должно быть, наконец задремал и проснулся, ког­да первые лучи солнца пробились сквозь щели между штор. Он выпрямился и обнаружил, что его голова лежит на одной по­душке с головой Мюйрин.

Он резко поднялся со стула и стащил с себя одеяла. Чего он явно не хотел, так это того, чтобы она обнаружила его в своей комнате.

В течение следующих трех дней Мюйрин выглядела более отдох­нувшей и, казалось, вернулась к своему былому спокойствию. Но все же он настаивал, чтобы она принимала снотворное каж­дый вечер. И каждую ночь она превращалась в настоящую вопящую бестию. Локлейн прибегал и держал ее, пока она не успокоится, после чего клал голову на подушку и засыпал бес­пробудным сном. Он всегда оставался сидеть на стуле рядом с ней. А что, если она проснется и увидит, что он лежит рядом с ней в кровати? Будет не так-то просто объяснить ей, что он делает в ее комнате.

Он всегда убеждался в том, что покидает ее спальню до того, как она проснется, чтобы она не смутилась, когда обнаружит его присутствие. Он понял, что она решила отрицать, будто что-то не в порядке, когда несколько раз он пытался завести разговор на эту тему. Во всяком случае, она тем больше отда­лялась от него, чем больше он пытался к ней приблизиться.

Мюйрин отчаянно переживала, что ей приходится делать вид, будто все нормально. Но чем больше Локлейн волновался, чем ближе он становился к ней, тем сильнее она его хотела. Она пыталась сказать себе, что это неправильно, так нельзя. Но ведь во всем остальном они были очень близкими партне­рами. В конце концов, что такого ужасного в объятиях и по­целуях? Хотя она была воспитана в таком духе, что женщина, желавшая мужчину, – распутница, сердце ее подсказывало совсем другое.

Она наблюдала за Патриком и Сиобан и за другими супру­жескими парами в поместье. Все они казались такими счастли­выми, любящими и нежными по отношению друг к другу. По­чему же она должна отказываться от всего этого только потому, что ее обманули, да еще из-за нелепого сословного деления? Мюйрин за свою жизнь встречала много мужчин, но ни с одним не могла быть полностью откровенной. С Локлейном же она могла говорить о чем угодно, и обычно так и бывало, но она заметила, как редко теперь они бывают наедине (если вообще бывают).

Я не должна поддаваться искушению, не должна, гуляя од­нажды во дворе фермы, с трепетом уговаривала она себя, ког­да его рука лежала на ее плече на опасно близком расстоянии от ее груди. Я хочу его, но что он обо мне подумает?

– Вы скучаете по дому? – спросил он у нее, не в силах объяснить ее странное поведение. – Вы уже устали от Барнакиллы?

Он выглядел таким грустным, что Мюйрин тотчас успокои­ла его:

– Нет, что вы, вовсе нет!

– А в чем же дело?

– О чем это вы?

– Я не могу вас понять. Вы уходите и часами сидите одна. Я вас почти не вижу, а если и случается, то только полчаса на кухне, когда там уже полно народу. Ну же, прошу вас, ведь я вижу, вы что-то задумали. Вы можете мне довериться. Возможно, я смогу чем-то помочь.

Мюйрин покачала головой.

– Я должна сделать это сама, Локлейн. Я же говорила вам, что не хочу от вас зависеть. Я, конечно, очень благодарна вам за все, что вы сделали, это так, но я должна быть сильной. Ско­ро суд над мистером Блессингтоном, может, тогда я буду более уверенной.

– Я делаю это не ради благодарности – с досадой заметил Локлейн. – Я волнуюсь, Мюйрин, вы же знаете!

– Да, знаю, иначе вы никогда бы не приехали в Барнакиллу, чтобы помочь своей сестре и старым друзьям, – ответила она, неправильно истолковав его слова.

– К черту Барнакиллу! – проворчал он себе под нос и по­шел, окончательно почувствовав себя полным идиотом.

Это было нелепо и смешно. Она испытывает к нему лишь благодарность. Какой глупой может оказаться попытка сбли­зиться с ней! Он хотел стать необходимым Мюйрин ради нее самой, а не ради процветания поместья. Но как только он сформулировал эти мысли у себя в голове, то понял, как все это нелепо звучит. – Как я вообще могу быть ей нужен? Разве она может меня хотеть? Я всего лишь управляющий поместьем, не более того, – пробормотал он.

Локлейн пошел рубить лес и выместил свое настроение на стволах деревьев, пока не стал валиться с ног от усталости. За тем он съездил в город за продуктами и на обратном пути зашел к доктору Фредриксону. Он рассказал ему о странном поведе­нии Мюйрин и попросил совета.

– Это сильнодействующее лекарство. Вообще-то его выпи­сывают не только как снотворное. И она, вероятно, по-своему на него реагирует. От этого у нее могут быть галлюцинации. На этот раз дайте ей меньшую дозу: как раз достаточно, чтобы заснуть, но не столько, чтобы всю ночь провести в бессознатель­ном состоянии, – посоветовал доктор Фредриксон.

– Хорошо, доктор, я сделаю, как вы сказали. Я надеюсь, она скоро начнет поправляться. Я очень за нее беспокоюсь. Не ду­маю, что она еще долго сможет это выдерживать.

H ту ночь Локлейн последовал рекомендациям доктора и, прежде чем проводить Мюйрин наверх, дал ей небольшую дозу ле­карства.

Ужасно утомленный тяжелой работой в лесу, которой он за­нимался весь день, а также бессонницей, которая не покидала его ни на одну ночь, Локлейн устало разделся и свалился на свою соломенную постель.

Около двух часов ночи действие порошка закончилось, и тут Мюйрин настиг самый страшный за всю ее жизнь кошмар.

Сначала она увидела истекающего кровью Августина, кото­рый в чем-то обвинял ее. Следующим видением был ее соб­ственный ужас: она одна Барнакилле, поместье скорее похоже на склеп – темное и зловещее, и она будто погребена заживо в какой-то заброшенной могиле. Она звала на помощь и слышала в темноте движение. Это был Локлейн, он бросал ее, оставлял наедине с чем-то жутким, чего она не видела, но чье присутствие ощущала. А Охваченная ужасом, Мюйрин закричала во весь голос.