Темная страсть - Ларисса Айон Страница 35

— Да их там было всего какая-нибудь дюжина, а потом вдруг оказалось, что я сражаюсь с целой чертовой армией.

— Ты должен был искать Роуга.

— Я и искал. Это был перерыв на ленч.

Эйдолон наклонился, чтобы осмотреть плечо Рейта.

— Тебя подстрелили.

Рейт фыркнул:

— Трусы. Нет, серьезно. Кто ж приносит ружье на ножевую драку? Это ж форменное надувательство.

— А у тебя разве не было ружья? — полюбопытствовал Кайнан.

Рейт скорчил презрительную мину:

— Я не любитель стрелять в людей.

— Ты хочешь сказать, что не пристрелил тех, кто стрелял в тебя?

— Черт! Нуда, я пристрелил их. Разоружил какого-то салагу и прикончил столько, сколько сумел, пока добирался до ближайшего Портала.

Дермуар на руке Эйдолона замерцал, когда он направил исцеляющую, энергию в Рейта. Прямо у Кайнана на глазах рваные раны Рейта начали срастаться. Рейт застонал, оскалился. Его клыки удлинились, и Кайнан практически почувствовал, как они запульсировали. Процесс исцеления довольно болезненный — Кайнан испытал это на себе пару месяцев назад, когда на выезде его укусил демон-круэнтус.

Циска вернулась с кровью и вручила ее Рейту, который вонзился зубами в пакет.

— Отвратительно, — пробормотал Кайнан.

Рейт вскинул бровь:

— Хочешь быть донором?

— Как скажешь.

Рейт фыркнул, но прежде чем он успел выдать какую-нибудь язвительную реплику, Эй удовлетворенно кивнул:

— Теперь пулевое ранение. — Он взглянул на Кая. — Для этого нам понадобится местная анестезия.

— Не обязательно, — сказал Рейт.

— Будет адски больно, братишка. Кай, приготовь шприц.

— Я сказал, не надо.

Рейт рыкнул так, что стены завибрировали.

Эйдолон уставился в лицо брата. Глаза его стали золотистыми, что означало либо возбуждение, либо злость, а поскольку Тайлы рядом не было…

— Давай сегодня без фокусов, Рейт. Ты уже получил свою долю драки. Да и секса, пожалуй, тоже. И, как я вижу, не обошлось и без «дури». Пора охладиться.

— Никакой. Местной. Анестезии.

Крошечные точки красного начали пробиваться сквозь золото глаз Эя, когда гнев его достиг следующей стадии. Ситуация быстро превращалась в критическую.

— Соглашайся на укол, старик, — сказал Шейд из дверей.

Вокруг шеи у него был новый узор, а рядом с ним незнакомая женщина. Его пара?

Кайнан не знал точно. На ней были джинсы и шелковая блуза с короткими рукавами, открывающая крепкие руки, на которых не было узора бондинга, как у Тайлы.

Глаза Рейта превратились в две льдинки — он явно тоже это заметил. По крайней мере это несколько разрядило напряженную атмосферу.

— Соглашайся на укол, — повторил Шейд твердо и в то же время успокаивающе. — Если Эй говорит, что он тебе нужен, не упирайся.

Рейт грозно сдвинул брови, но если он кого и послушает, так только Шейда.

— Отлично. Да. Как скажете. Делай свой укол, человек. — Когда Кай поднес иглу к ране, Рейт схватил его за запястье. — Сделай так, чтоб было больно.

— Буду счастлив услужить.

В тишине, которая за этим последовала, Кайнан услышал низкое, непрерывное рычание Рейта, вперившегося взглядом в новую женщину, словно она была врагом. Шейд уловил враждебность Рейта, и взгляды братьев скрестились. Это плохо, хотя Кайнан представления не имел, что, черт возьми, происходит. Но сейчас совсем не помешало бы сломать напряжение.

Кай понимал, что не стоит этого делать, но все же сказал, вводя лекарство:

— Послушай, Рейт, я сегодня собираюсь хорошенько оттянуться. Хочешь попробовать накостылять мне?

Рейт резко повернул голову.

— Почему ты просишь меня?

— Потому что в спортзале ты всегда берешь верх, и я хочу иметь шанс отыграться.

Глаза Рейта сузились, словно он понял, что это уловка, но не смог не проглотить наживку.

— Где уж тебе со мной тягаться, человек.

Что верно, то верно. Кайнан много месяцев тренировался с Рейтом, изучая новые приемы борьбы и оттачивая старые, но не приобрел и десятой доли того мастерства, которым владел Рейт.

— И в игре я тоже тебе наподдам, — заявил Рейт, даже не вздрогнув, когда Кай вытащил иголку из его тела.

Эйдолон чуть заметно кивнул Каю, безмолвно благодаря за разрядку взрывной ситуации. Кай кивнул в ответ и совершил ошибку, взглянув на Джем. Может, он и загасил запал одной динамитной шашки, но по блеску в ее глазах стало ясно, что костер между ними по-прежнему горит.

Шейд не стал ждать в приемном покое, чтобы отвечать на вопросы и выслушивать лекции о Руне. Он отвел ее в лабораторию, усадил на стул и велел лаборанту Фрэнку, одному из немногих людей в персонале, взять у нее достаточно крови, чтобы сделать все возможные анализы.

Потом он вышел за застекленную дверь, где мог видеть, что происходит. Ибо черта с два этот тип прикоснется к Руне без его присутствия. Шейд предпочел бы сам взять кровь, но знал, что братья явятся в любой момент и начнут задавать вопросы, на которые у него нет ответов. Он наблюдал за Руной через стекло, необъяснимо довольный, что она оглядывает лабораторию с любопытством, а не с ужасом, как можно ожидать оттого, кто никогда не бывал в больнице для демонов. Хотя, с другой стороны, она знает, что Шейд где-то рядом и, пока он рядом, не случится ничего плохого.

Кишки его скрутило в тугой узел, когда он с трудом оторвал от нее взгляд. Его тянет к ней слишком сильно, и слишком быстро, и утренний секс только усугубил дело.

Черт, да он, возможно, нуждается в ней больше, чем она в нем. А затравленный взгляд в ее глазах, когда она упомянула о своем отце, как ледяной осколок вонзился ему в сердце.

Там какая-то неприятная, тягостная история, и у него такое чувство, будто она имеет отношение к тому мраку, тому чувству вины, которое он ощущает в ней, но не желает знать. Он не хочет подвешивать ее, как делал с женщинами в своем прошлом, чтобы извлечь этот мрак через секс и боль. Пока Руна старается скрывать это, он ничего не имеет против. Но в тот момент, когда она решит, что хочет открыться, избавиться от чувства вины или что там еще терзает ее душу, он будет вынужден помочь ей.

От этой мысли ему становилось дурно.

И какого дьявола, скажите на милость, у нее не появляются знаки бондинга? Даже после второй попытки сегодня утром… ничего.

Это плохо, очень плохо.

Озабоченность подошедшего к нему Эя явственно проявлялась в нахмуренных бровях и плотно сжатых губах.