Сиротка. Расплата за прошлое - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 35

В пятистах метрах от них, немного запыхавшись, резко остановилась Киона. Следовавший за ней Луи обогнал ее и встал напротив.

— Что с тобой? — спросил он. — Мы же решили скорее вернуться в поселок.

— Ничего, я отдыхаю.

— Ты и вправду странная! Мы собирались искупаться в каньоне, и ты передумала, узнав, что там Эрмин с Тошаном. Сегодня так жарко, я бы с удовольствием поплавал.

— Им нужно побыть одним, — ответила девочка.

— Это ты так думаешь. Мы могли бы к ним присоединиться.

Луи пнул ногой сухую ветку, лежавшую поперек тропинки. Киона сдержала вздох раздражения. Луи, по ее мнению, вел себя как четырехлетний ребенок.

— Нельзя было к ним идти! Взрослые не любят, когда их беспокоят. А Мин и Тошан так редко бывают вместе. Пойдем лучше посмотрим, как пробраться в магазин.

Эта перспектива утешила мальчика, но он с насупленным видом покусывал травинку, показывая Кионе, что все еще сердится.

Она не стала обращать на это внимание. Ее золотистый взгляд был немного отсутствующим. Ей все равно было бы слишком сложно объяснить кому-либо свое необычное восприятие вещей. Несмотря на свои неполные тринадцать, она моментально поняла, что происходит в каньоне между ее Мин и Тошаном. Подобную убежденность ей давали ощущения. Ей казалось, что все ее тело снабжено невидимыми антеннами, позволяющими улавливать чувства других людей, их печали, радости или приступы гнева. Поэтому она поспешила уйти прочь от каньона вместе с Луи.

«С тех пор как я начала терять кровь, мои способности становятся все сильнее!» — подумала она. Это ее пьянило и одновременно пугало. Она не знала, как назвать свой удивительный дар, о котором в семье обычно говорили вполголоса. Они тоже боятся. Мой отец, Мин, Мадлен, Тошан успокоились за то время, пока я ничего не чувствовала… ну или почти ничего. Но сейчас мне нужно к этому привыкнуть. Такие странные ощущения!»

Она собралась отправиться дальше к поселку. Луи не дал ей этого сделать, схватив ее за плечи. Они были одного роста и оказались почти нос к носу.

— Поцелуй меня, Киона, — попросил он. — В губы, как делают влюбленные.

— Что на тебя нашло, дурачок? — возмутилась она, отпрянув от него. — Напрашиваешься на оплеуху?

— Да ладно тебе, Киона, позже мы поженимся. Поцелуй меня.

— Ты мой сводный брат, Луи. Мы никогда не поженимся. К тому же нам еще рано об этом думать.

Она замолчала, ощутив волнение. Из потайных уголков души показалось лицо Делсена, рядом с которым она жила всего три-четыре дня в стенах этого ужасного пансиона для индейских детей. Ему удалось сбежать благодаря ей. «Что с ним стало? — задавалась вопросом девочка. — Мне незачем беспокоиться, я его увижу, это начертано на небесах и в моем сердце. Мы окажемся с ним вдвоем в лесу, на берегу реки, и между нами произойдет то, что было между Мин и Тошаном. Акт любви… Потом, если Маниту так решит, родится ребенок».

— О чем ты думаешь? — завопил Луи, встряхивая ее. — Почему ты улыбаешься?

Он попытался сам поцеловать ее и неумело чмокнул в ухо. Она его оттолкнула.

— Дурак! Не делай так больше! Брат и сестра не могут так целоваться, понимаешь?

Разозлившись, он топнул ногой, как достойный сын своей вспыльчивой матери. Киона смотрела на него с сочувствием. Со своими прямыми волосами заурядного русого цвета, худым лицом и светло-карими глазами Луи не суждено было стать покорителем женских сердец, тем более что у него был дурной характер.

— Наберись терпения! Рано или поздно ты обязательно женишься. Но не на сводной сестре, — смягчившись, добавила она.

На самом деле Киона всеми фибрами своего юного тела чувствовала, что между нею и Луи нет кровной связи. Возможно, она ошибалась. В любом случае она пообещала себе никогда не затрагивать эту тему. Ей нравилось убеждать себя, что у них с Луи один отец.

— Ты злая! — воскликнул он.

— Да нет же! Сам ты дурачок. Настоящий оболтус, как сказала бы Мирей. К тому же ты везде следуешь за мной по пятам, а мне сейчас лучше побыть одной. Когда после обеда я вошла в конюшню, чтобы оседлать Фебуса, ты уже был там и надевал упряжь на пони. Я отправляюсь в лес — ты мчишься следом. Мы не можем быть вместе с утра до вечера!

— Ладно. Раз ты меня ненавидишь, я уйду! — возмутился он. — Люди правильно говорят: ты всего лишь маленькая ведьма, заносчивая и эгоистичная!

— Люди или твоя мать? — спросила Киона.

— Все люди! — бросил он и побежал вперед по тропинке.

Она с грустью смотрела ему вслед. Он плакал, искренне огорченный ее словами. Это она тоже чувствовала.

— Ну и пусть, — с тяжелым сердцем пробормотала девочка.

Немного постояв, она направилась в сторону поселка. Что-то подталкивало ее начать эксперимент как можно скорее.

Тем временем в каньоне Тошан заканчивал одеваться, пока Эрмин ждала его, сидя на солнышке. С задумчивым видом молодая женщина вглядывалась в переливчатые отблески воды.

— Какое чудесное купание! — воскликнул ее муж. — Правда, милая?

— Да, красивый способ попрощаться друг с другом. Если бы только я могла не возвращаться в Квебек! Как бы я хотела поехать с тобой в Перибонку, поселиться в нашем доме, увидеть Шарлотту… Увы, я не могу подвести директора Капитолия. Он и так пошел мне навстречу, отменив одно представление.

— Мин, — прервал он ее, — я как раз хотел поговорить с тобой на эту тему.

Она вопросительно посмотрела на него, ощущая смутное беспокойство. Явно нервничая, Тошан достал сигарету.

— Я решил взять Мадлен и Констана с собой. Так будет лучше для нашего ребенка. Очередная поездка в поезде будет для него утомительной. Тем более что ты пробудешь в городе всего десять дней. Я прочел в газете, что в Соединенных Штатах бушует эпидемия полиомиелита. Тысячи детей пострадали, три тысячи уже погибло. Она вот-вот достигнет Канады [10]. К тому же, занимаясь своим младшим сыном, я смогу лучше его узнать.

Застигнутая врасплох, Эрмин была категорически против.

— Нет, я не хочу разлучаться с Констаном: он еще слишком маленький.

— Мин, ему два года! Чего ты боишься? С ним будет Мадлен. Он вечно виснет у нее на шее. Так может продолжаться до бесконечности.

Это замечание ранило Эрмин, поскольку в прошлом она сильно переживала, видя, как близняшки любят свою кормилицу. Мадлен кормила их грудью целый год, занималась их воспитанием от первых шагов до первых игр, учила говорить. Эрмин часто ощущала себя лишенной материнской роли, поэтому по отношению к Констану ее чувство собственности было особенно обострено.

— Он будет звать меня вечерами, — заметила она. — Профессия вынуждала меня расставаться с детьми, но все же они меня любят. Малыш будет плакать без меня.