Анжелика в Новом Свете - Анн Голон Страница 36

— Тоже мне ухажер нашелся! — закричал Кантор срывающимся от бешенства голосом. — Лезет тут со своими уроками вежливости! А самому и в голову не приходит отвинтить с макушки свой дурацкий колпак, когда разговаривает с дамой. Да и во время мессы не мешало бы стаскивать его, я ведь сегодня утром все видел…

— Мой колпак ты оставь в покое! Впрочем, я могу его снять, чтобы доставить тебе удовольствие.

— О нет, лучше не надо! — в один голос вскричали проходившие мимо Л'Обиньер и Перро. И, бросившись к старику, схватили его за руки.

— Не смотрите на него, сударыня. У него самый страшный череп во всей Новой Франции. В молодости с него сняли скальп…

— Под Монреалем, — с гордостью уточнил Маколле.

— После такой процедуры обычно не выживают… Но он выжил! Его выходила мать Маргарита Бургуа. Но на последствия этой операции смотреть жутковато. Хорошо, что он никогда не снимает свой колпак. Успокойся, Элуа!

— Нет уж, позвольте, я проучу этого олуха…

Но Кантор уже убежал, чтобы скрыть свою досаду и переодеться.

Этот яркий солнечный день тянулся необыкновенно медленно, но еще медленнее собирались в путь и покидали наконец Катарунк гуроны и алгонкины. Им сказали, что сражения не будет, и, чтобы подсластить горечь разочарования, сделали богатые подарки.

Издали де Пейрак наблюдал, как они садились в лодки, и каждый раз, как от берега отрывалась новая лодка и устремлялась вниз по реке, его охватывало чувство огромного облегчения. Он смотрел на черную стену сосен, уходящую на север, на плавные изгибы реки, бегущей, как золотая змея, через царство могучих деревьев, неся свои воды на юго-восток… На сей раз призрак войны отступил, теперь начиналась их новая жизнь с обычными для этих диких мест занятиями: охотой, рыбной ловлей, долгим сном и курением табака…

Индейцы из небольших местных племен тоже начали собираться в путь; они меньше всего задумывались над событиями, приведшими их в Катарунк, жертвой которых они могли бы стать, как и все малые нейтральные народы, попавшие между двумя могучими враждующими силами.

Веселый детский голосок зазвенел в прозрачном вечернем воздухе. Жоффрей де Пейрак оглянулся. Маленькая Онорина, как всегда, играла со своими приятелями Бартеломи и Тома. Ее румяная перемазанная рожица казалась счастливой. Она дышала здоровьем и задором ребенка, напоенного своей полной свободой. Он испытывал к этой девочке особую привязанность, родившуюся из тех богатых и сложных чувств, таящихся в глубине мужского сердца, из которых при первом же испытании главным оказывается чувство справедливости. Поскольку Онорина была отдана на его милость, он считал своим долгом дать все этому маленькому человечку, что было в его силах, такому слабому и беззащитному, который, появившись на свет, был лишен всего, даже материнской любви.

Де Пейрак был очень внимателен к девочке. Он видел, что здесь, в Катарунке, она счастлива, чувствуя себя дома, в родной семье. Больше того, теперь — так она решила своей детской головенкой с выпуклым лбом — ей принадлежало первое, самое первое место, потому что она была дочерью графа де Пейрака.

Того самого де Пейрака, кого называли монсеньором, склоняясь перед ним. Ну а если она дочь такого большого человека, значит, она и сама важная персона, и, преисполненная гордости, Онорина наслаждалась радостью жизни, которая сейчас звучала в ее криках опьяневшей ласточки.

Все шло хорошо. Он улыбнулся. Это была его дочь, которую он себе выбрал, так же как и она выбрала его и никогда об этом не пожалеет.

Наступил вечер, и в воздухе запахло дымом — кругом вспыхнули костры, пробивая красными языками пламени непроглядную синюю мглу.

Анжелика расставляла на столе миски, собираясь кормить детей ужином, когда в дальней комнатке раздался душераздирающий вопль. Несколько минут назад туда ушла Эльвира готовить постель.

«Кого-то убивают», — молнией пронеслось в голове Анжелики. Она схватилась за рукоятку пистолета, который всегда был при ней.

Посреди комнаты стоял индеец, вцепившись в руку полуобезумевшей от страха Эльвиры. Индеец был еще страшнее того, которого она заметила на холме. Его безобразное рябое лицо было к тому же вымазано сажей, как и все его голое тело. Длинный пук волос, перевязанный на макушке грязной красной тряпкой, торчал в разные стороны, придавая ему сходство с дикобразом. «Ирокез!» — сразу решила Анжелика. Индеец зажал Эльвире рот; бедная женщина сначала пыталась отбиваться, но потом от недостатка воздуха лишилась чувств.

Анжелика медленно подняла пистолет… но в последнюю минуту что-то удержало ее. Индеец, сверкая глазами, бормотал непонятные слова, но по его мимике она догадалась, что он заклинает ее не кричать.

— Не двигайтесь, — сказала Анжелика супругам Жонас, которые застыли, прижавшись к двери.

Видя, что все молча замерли на своих местах, индеец сунул руку за пояс засаленной повязки, прикрывавшей его бедра, извлек оттуда какую-то вещицу и протянул ее в сторону Анжелики. Знаками он попросил, чтобы она подошла к нему ближе, так как понимал, что, если он это сделает сам, женщина испугается.

Анжелика неуверенно шагнула вперед. Индеец показывал ей перстень с сердоликом, на котором она с изумлением увидела вырезанную на красном камне печать Рескатора… печать ее мужа. В памяти тут же вспыхнули слова, сказанные им вчера вечером: «Кое-кто из ирокезских вождей меня поддерживает». Она вопросительно взглянула в раскосые глаза индейца.

— Текондерога, Текондерога, — монотонно твердил он хриплым голосом.

— Пейрак?

Он энергично закивал.

— Никола Перро, — назвала она имя траппера. Снова утвердительный кивок, и подобие довольной улыбки промелькнуло на страшном лице.

— Я отнесу ему этот перстень…

Он словно тисками сжал ее руку. И стал что-то быстро с угрозой в голосе говорить. Анжелика поняла: он не хочет, чтобы о его появлении кто-нибудь узнал.

Супруги Жонас с ужасом ухватились за Анжелику.

— Не оставляйте нас одних с этим дьяволом.

— Тогда придется вам, мэтр Жонас, сходить за графом. Скажите моему мужу, что его здесь ждет один человек. Взглянув на этот перстень, он, конечно, сразу же все поймет. И никому ни звука! Мне кажется, что индеец требует от нас сохранить в тайне его присутствие здесь.

— Это ирокез, я уверена, что это ирокез, — шептала госпожа Жонас, опустившись на колени перед своей племянницей, лежащей без сознания на полу.

Насторожившись, индеец крепко держал Анжелику за руку. И только когда граф де Пейрак и Никола Перро появились в проеме двери, он отпустил ее и приветствовал их гортанным криком.

— Тахутагет! — с изумлением воскликнул Перро. И, ответив на приветствие индейца, сказал:

— Это Тахутагет, второй вождь племени онондагов.