Неодолимая страсть - Сильвия Дэй Страница 36

Не в силах отказать ему, умолявшему с такой страстью, Амелия раздвинула ноги и выгнулась от его прикосновения к нежной горячей плоти, просившей его ласки.

– О!

Поцелуи Монтойи становились все более страстными; он знал, как надо ласкать женщину. Его огрубелые пальцы ласкали ее в одном ритме с ласками языка.

Амелия таяла от наслаждения, но старалась заглушить все растущее возбуждение, извиваясь под графом и судорожно хватаясь за него. Мускулы его рук напрягались. И она острее ощущала всю эротичность его прикосновений.

Одним пальцем он проник в ее глубину, она открылась навстречу ему.

– Какая ты скользкая, – с благоговением выдохнул он. – С какой жадностью ты сжимаешь мой палец. – В доказательство он продвинулся чуть глубже. Амелия вскрикнула, когда ее мышцы сжали вторгшегося гостя.

– Бог мой, в тебе так тесно и горячо, – восхитился он. – Ты убьешь меня, когда я войду в тебя. – Амелия взяла в руку его плоть, не понимая, как он войдет в нее. Такой толстый и твердый. Ее девственное тело уже пылало от прикосновения пальца.

Монтойя застонал от невыносимой жажды удовлетворения.

– Ты уже готова, – сказал он. – Чувствуешь? – Он слегка надавил пальцем на набухший бугорок и погладил его. В ответ ее мышцы сжали его палец, осторожно проникавший внутрь все глубже.

Амелия жалобно застонала, когда палец с нарастающей быстротой стал то входить, то выходить из нее. Монтойя знал, как возбуждать женщину, и ее кожа покрылась потом, а груди пронзила боль. Умоляющие звуки вырывались из ее горла, и она старалась как можно ближе прижаться к графу.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – прошептал он, приблизив губы к ее уху. – Скажи мне, как доставить тебе удовольствие.

– Мои соски…

– Они прекрасны. Так соблазнительно возбуждены. Жаждут моих губ.

– Да! – Амелия выгнулась, бесстыдно предлагая себя.

– Скажи, любовь моя. – Он уже дотронулся до девственной плевы. – Скажи, чего ты хочешь.

– Я хочу…

– Да? – Он продолжал двигаться внутри ее.

– Я хочу чувствовать на своей груди твои губы.

– Ум-м… с удовольствием, – охотно согласился он.

У нее перехватило дыхание. Обжигающий жар охватывал нежную кожу. Напряжение возрастало с каждым движением его пальца.

От наступившего освобождения она задохнулась. Тело словно окаменело, сердце готово было выскочить из ее груди, в ушах стучала кровь.

И на вершине ее наслаждения он разорвал барьер, разделявший их. В пылу вырвавшейся на свободу страсти Амелия почти не заметила, что потеряла девственность, и слеза, появившаяся в уголке ее глаза, была не от боли, а от того, что наслаждение было почти невыносимым.

Когда Амелия пришла в себя, она услышала его хрипловатый голос, произносивший ласковые и восторженные слова. Как она счастлива, что это произошло с мужчиной, который так страстно желал ее и вызывал у нее ответное желание! То, что могло бы стать обязанностью, оказалось радостью.

Сотни чувств боролись в Амелии, и все они хотели быть выраженными словами. Но у нее сжало горло, и она не смогла их произнести.

Вместо слов она обняла его и прижала к своей груди.

Колин слушал, как успокаивается биение ее сердца, и думал, что никогда еще не любил ее так сильно. Во власти страсти она была богиней, созданной для любви и желаний, ее прекрасное тело пылало, и блестело. Земная. Свободная и горячая, какой и хотела быть. Созданная для любовных утех.

С ним.

Ни один другой мужчина не смог бы заставить ее раскрыться. Она говорила, что без него ничего не чувствует. Она оживает только рядом с ним. Теплая и нежная, влажная и возбужденная. Жаждущая ласки.

– Это было, – с тихим вздохом сказала она, – чудесно.

Колин потерся лицом о ее грудь и засмеялся, сердце переполняла радость. Он сам словно пробудился от слишком долгого сна. Она преследовала его, ей надо было, чтобы его желание отпустило на свободу ее собственное.

– Твоя борода щекочет меня, – пожаловалась она, отталкивая его голову.

Ее явная чувственность заставляла его неудовлетворенную плоть протестующе пульсировать.

Но мечты, которые он вынашивал годами, не ограничивались удовлетворением себя самого. Он хотел наслаждения и для нее, ему это было Необходимо. Еще не закончится эта ночь, а он уже привяжет ее к себе наслаждением, поработит желаниями, покажет ей все грани и высоты наслаждения. Ее любовь была бесценной наградой, но не менее важной была ее страстность.

– Можно пощекотать тебя в других местах? – подняв голову, спросил он.

Она облизнула нижнюю губу. Колин тут же провел по ее пухлой губе кончиком языка. Это был недвусмысленный соблазняющий намек.

Ее сердце екнуло, она поняла его намерение.

– Ты шутишь.

– Нисколько. Я хочу познать тебя, Амелия. Снаружи и внутри.

Он почти слышал, как проносятся в ее голове мысли. Амелия размышляла.

– Я думаю, что таким образом мне легче познать тебя, – задумчиво сказала она, – чем тебе познать меня.

У него от этой мысли задрожали руки, и он повернулся на спину, чтобы не придавить Амелию.

– Тебе бы это понравилось, – вслух размышляла она, заметив его реакцию. – Неужели там, ниже, у женщины что-то совсем не похожее на ее рот?

– Мне нравится, что ты любознательна. Надеюсь, ты будешь такой всегда.

– Как-нибудь я кое-чему научу тебя.

– Сирена. Ты уже околдовала меня. Неужели надо еще больше поработить меня?

Она легким движением провела рукой по его животу и взяла его напрягшуюся плоть. Он шумно выдохнул, а Амелия села лицом к нему. Он протянул руку и остановил ее. Несмотря на то, что Амелия ничего не видела, она повернула голову. Свободной рукой она попыталась снять с глаз косынку.

– Еще рано, – сказал он.

– Я готова.

– А я нет.

Она как будто собиралась возразить, но, передумав, провела рукой по всей длине его члена. Колин скрипнул зубами и вцепился в одеяло.

– Я хочу сделать с тобой то же, – прошептала она, – что ты сделал со мной.

– Знаешь, мы, мужчины, менее чувствительны, чем женщины, когда достигаем наслаждения.

– Но ощущения одинаковы, не так ли?

Он улыбнулся:

– Полагаю, да.

Амелия села, подобрав ноги. Обеими руками она ласкала его, сжимая и поглаживая. То, что он чувствовал, обжигало его спину и пронзало сердце. В ее прикосновениях было благоговение. И страх.

Краешком ногтя она провела по вздувшейся вене, и у Колина вырвался тихий страдальческий стон.