Остров любви - Дебора Мей Страница 36

Филипп ощутил неприятное жжение в груди. Он отрешенно смотрел на распакованную бандероль, в которой лежал каштановый локон. Но Кью даже не прикоснулся к пряди волос, а вместо этого взял медальон и положил его на стол. Много лет тому назад он вкалывал целый месяц, чтобы заработать на эту безделушку, и с тех пор ни разу об этом не пожалел. Филипп вспомнил, как это украшение смотрелось на его жене, когда она надевала его на воскресные службы. Грани на голубом топазе искрились куда тусклее ее божественных глаз. Эми обычно смеялась, когда Фиби, будучи еще совсем маленькой, играла с украшением.

– Этот медальон будет твоим, когда ты подрастешь, – говорила она дочери. – Но лишь в том случае, если ты будешь хорошо себя вести.«Кстати, Эми очень понравилась бы эта комната», – подумал Кью. Стены здесь были окрашены в ее любимый голубой цвет, а камин, сделанный из белого мрамора, сейчас полыхал мирным пламенем, отгоняя осеннюю стужу.

– Но похитители могут и блефовать, – неуверенно предположил Локс.

Филипп молчал. Человеку по имени Алекс Хосмен нужны были не только деньги, он хотел большего – личного присутствия его, Кью, на острове Мей. Это было выше его сил. Филипп не мог и помыслить о том, как будет стоять у шахты, вырытой по его приказу, которая послужила могилой восьмерым ни в чем не повинным людям. Эта самая большая ошибка его жизни и так напоминала временами о себе в ночных кошмарах.

И сейчас, в глубине души понимая, что поступает глупо, Кью направил свой гнев на дочь. Во всем виновата Фиби! Всему виной ее детский отказ выйти замуж за Саймона Кросби. Если бы она пошла на тот вечер вместе со своими подругами, то ничего подобного не произошло бы. «Разве что Хосмен точно бы меня пристрелил», – мысленно напомнил себе Филипп.

– Мистер Алдервик настоятельно советовал мне не вступать ни в какие переговоры с похитителями, – наконец выдавил из себя он.

– А как насчет сегодняшнего ужина, сэр, – откашлялся Локс.

Кью, уловив некоторое замешательство в тоне своего секретаря, поднял на него изучающий взгляд:

– А в чем дело, Локс?

– Сэр, лучше бы вам не идти на этот званый прием. Многие нужные нам люди отказались на него прийти…

– Кто именно?

– Честно говоря, абсолютно все… Но они выражают вам свои искренние соболезнования.

На несколько мгновений у Филиппа перехватило дыхание.

– И семейства Кросби не будет? – с трудом произнес он.

– Так точно, сэр.

И даже почти на четверть сгоревший, Ипсуич оставался фабрикой сплетен. Катастрофа никак не повлияла на острые языки и скандальные перешептывания. Люди сами делали собственные выводы по поводу исчезновения Фиби Кью.

– Вы – мой советник по общественным связям, – обратился к Локсу Кью. – И я, по-моему, достаточно плачу за то, чтобы подобные вопросы были улажены.

– Прошу прощения, сэр, но с такой ситуацией мне еще не приходилось сталкиваться.

– Тогда будьте откровенны. Скажите мне прямо, что говорят люди!

– Сэр, я не могу…

– Да говорите же, черт бы вас побрал! – Они, похоже, размышляют над тем, что именно дикарь похитил вашу дочь… В подобных случаях человеческое воображение рисует невероятные картины. Ходят слухи…

– Какие?! – терпение Филиппа было на исходе.

– О том, что она уже не годится для брака… – советник густо покраснел. – Ну, кому она теперь нужна? К тому же мисс Кью может родить от Хосмена ребенка… Мне очень жаль, сэр… Филипп Кью видел лишь единственный выход из ситуации. Данную проблему могли решить только деньги. Он взял чистый лист бумаги и свинцовый карандаш, написал записку своим размашистым почерком и бросил ее через стол Локсу.

– Вот мой ответ.

Грэг Локс с нескрываемым облегчением поспешил прочь. Филипп взял старинный медальон и положил его в карман сюртука, а потом вышел из комнаты, перед этим с досадой швырнув бандероль и локон дочери в пылающий камин.

Фиби решила как можно дольше не выходить из дома. Она тщательным образом изучила обиталище Алекса Хосмена и нашла его удобным и практичным. За исключением полки с разнообразными книгами здесь не было ничего, кроме простой деревянной мебели, некрашеных дощатых полов и голых стен. Единственным ярким предметом обстановки являлся пестрый коврик овальной формы, лежавший у очага.

Девушке было любопытно, как выглядел Кристиан, и каким был Алекс до гибели мальчика. Интересно, умел ли он тогда искренне смеяться и улыбаться? Играл ли с приемным сыном в шашки по вечерам? Рассказывал ли ему всякие истории? Она живо представляла себе подобную картину, и от этого на сердце становилось как-то печально.

– Ну что же я здесь делаю? – прошептала Фиби. Почувствовав очередной приступ отчаяния, она поспешила выйти из дома. Пушок лежал на крыльце, греясь на осеннем солнышке. Увидев хозяйку, он приветственно завилял хвостом, и девушка наклонилась погладить пса.

Странно, но Фиби почему-то не тосковала по своей прежней жизни. Раньше она обычно вставала очень поздно, и ей подавали легкий завтрак на белоснежном китайском фарфоре и чистом серебре. Потом, как правило, был урок французского, хотя ее французский весьма отличался от красочных пассажей Грозного Рика. Далее девушка планировала важные встречи, пользуясь услугами личного секретаря отца, Локса, обладавшего безупречным почерком и вечно бывшего в курсе всех последних сплетен. Днем она ездила на примерку очередного платья или общалась с нужными людьми. Затем чай, второй завтрак и, быть может, какое-нибудь богоугодное дело. Все всякого сомнения, затем последовал бы званый ужин и, наконец, развлечения – театр, кинематограф, танцы, опера.

Фиби вздрогнула, когда в голове у нее эхом зазвучали отголоски «Сомнамбулы» Беллини. Господи, кем же была та беспечная, избалованная девушка? Она более всего походила на корабль без руля и без ветрил, отданный на волю ветра и волн. Лишь сейчас Фиби поняла, что, по сути, никогда не принадлежала себе – ее держали в золотой клетке, подобно канарейке. «Но канарейка поет, несмотря на то, что она пленница, – размышляла девушка. – Интересно, знает ли она о том, что ее золоченая клетка – тюрьма?»

Фиби почувствовала себя узницей. Она словно попала из одной клетки в другую: из золоченой клетки богатой ипсуичской наследницы на скалистый остров на далеком севере. Просто у тюрьмы сменился тюремщик, и девушка, что хуже всего, не предполагала, как и куда отсюда бежать.

В конце концов одиночество вынудило ее искать общения, хотя Фиби и подозревала, что на острове ее примут враждебно. Она вышла из дома и пошла по дороге. Навстречу девушке попадались в основном женщины да малые дети. Кто-то, оживленно споря, стирал белье прямо на обочине. Но, заметив Фиби, они тотчас же смолкли. В глазах женщин читалась такая открытая ненависть, что девушка с трудом подавила желание вернуться обратно в дом.

Вообще она не привыкла откровенничать с чужаками, но в свете последних событий о правилах этикета можно было забыть.