Бухта радости - Инга Деккер Страница 36

Как только Николас ушел, Алберта тяжело опустилась в кресло.

— Что вообще происходит? — спросила она стену напротив.

Стена не ответила, но в тот же день ее посетили Эстер Гиллер и Уилборны, пожелавшие убедиться, что у нее все в порядке. Заезжали и братья, и Гвен. Глория привезла фрукты, диетический хлеб и свежее молоко.

В ту ночь Алберта заснула на диване, который был меньше кровати и на котором она не чувствовала себя такой одинокой, а ведь до того проспала долгие годы в одной и той же кровати.

— Здравствуй, ангелочек, — обращался к ней Лоренс в ее снах. У тебя, надеюсь, все хорошо?

— Я страшно скучаю по тебе, — рыдая, отвечала она.

— Ну-ну, — нежно говорил он, смахивая кончиками пальцев слезы с ее щек. — Ну пожалуйста, не плачь из-за меня.

Но не плакать она не могла, и собственные слезы будили ее.

Когда проснулась Мэри Луиза, Алберта вытерла слезы, не желая подвергать свою малютку нежелательному стрессу. Может, и ей не хватает Лоренса, размышляла Алберта. Он ведь держал новорожденную в руках, улыбался ей с благоговением, как если бы она была самым прекрасным существом на свете.

Ночь тянулась бесконечно. Единственное утешение — ее детка рядом. Алберта говорила с Мэри и напевала ей песенки всякий раз, когда та просыпалась.

Сама же даже не задремала. Если она заснет, то обязательно увидит во сне Лоренса. Просыпаться же без него — сплошная мука.

Может быть, завтра станет полегче?

На следующий день приехал грузовичок, нагруженный под завязку пеленками и всякой детской одеждой. В сопроводительной записке Уилборны объяснили свой поступок вполне бесхитростно: Алберта — такая чудесная женщина. Но ведь Уилборны вручили ей свой подарок в день родов.

В тот же день братья и Гвен навестили ее трижды. Сделали ей замечание по поводу темных кругов под глазами. Заезжали также Чарли и Симеон Прат, предлагали позаботиться обо всех ее делах.

Происходит что-то весьма странное, просто не могла не задуматься Алберта, опускаясь в кресло после ухода последнего посетителя. Все эти люди постоянно навещают меня; их подарки свидетельствуют, что все они любят меня. В этом я не сомневаюсь ни капельки. Я же знаю их с детства. Они демонстрируют свою любовь в свойственной им непритязательной манере. Я просто не привыкла к подобным проявлениям доброты. Разве что со стороны одного человека. Одного мужчины, по которому мое сердце болит так сильно, что я едва могу дышать, есть, вообще делать что-либо.

Он продолжает одаривать меня, как одаривает многих других, и я не могу не благодарить его за заботу.

— Проклятье! Мэри Луиза, не желаю я его даров! Не хочу, чтобы он относился ко мне как ко всем остальным!

Следовало бы сказать ему об этом. Но если бы я имела возможность поговорить с ним прямо сейчас, я забыла бы обо всем и стала бы умолять его о любви.

Алберта спрятала телефон под подушку, дабы не поддаться искушению. Снова легла и постаралась лежать неподвижно, заставляя себя даже не думать о том, чтобы позвонить Лоренсу.

Я умираю или по крайней мере настолько близок к смерти, насколько может быть близок к ней человек внешне вполне здоровый, размышлял Лоренс.

А все потому, что я не могу видеть Берти, не могу находиться рядом с ней, постоянно убеждаясь, что с ней все в порядке. Неутешительны и новости, которые мне сообщают по телефону ее братья и друзья. Во всяком случае, недостаточно утешительны.

Когда зазвонил телефон, Лоренс бросился к нему, сломя голову.

— Лоренс? — раздался в трубке немного взволнованный голос Гвен.

— Случилось что-нибудь? — с тревогой спросил Лоренс, внимательно вслушиваясь в голос в трубке.

— Даже не знаю, как сказать. Ведет она себя вполне нормально, но, понимаете ли, этот смех, когда ее спрашиваешь, как она себя чувствует…

Мне знаком этот смех, думал Лоренс. Мне постоянно снится, как Алберта смеется и улыбается мне. В своих грезах я вижу много чего другого, что и видеть-то неприлично.

Лоренс откашлялся и произнес:

— В вашем голосе, Гвен, слышится ужасное «но».

— Она выглядит уставшей. Даже очень уставшей. И напряженной. Однако не признается, что чувствует себя неважно. Думаю, она мало спит. Уверена, с ней что-то не так.

Поставленный Гвен диагноз обрушился на Лоренса как многотонная глыба. И в самом деле что-то не так, а мне она не звонит. В ее глазах я, похоже, всего лишь один из мужиков, повстречавшихся ей на жизненном пути. Может, все именно так и обстоит? Один из многих?

Страх буквально скрутил его внутренности.

— Так она не спит?

— И считает это нормальным.

То же самое Алберта говорила, припомнил Лоренс, о болях, которые она испытывала во время схваток. Тогда она переживала настоящую агонию, но старалась не дать мне почувствовать это.

— Она обращалась к врачу?

— Я спрашивала врача по поводу ее бледности, и он заверил меня, что она абсолютно здорова с медицинской точки зрения.

Вероятно, Алберта обманула врача, как, судя по всему, обманывала всех мужчин — этими своими смешками и улыбочками, от которых плавится все внутри любого мужика; этой своей манерой храбриться на людях.

— Я решила, вам следует знать, — продолжила Гвен, — что не все так гладко, как она старается показать. Да, кстати, в разговоре со мной сегодня утром она пробормотала что-то невразумительное о вас, Нике Биллингсе и игровой комнате. Твердила и твердила, что у нее и так все хорошо, все прекрасно и она ни в чем не нуждается. А по ее щекам катились слезы, как ни старалась она удержать их.

У Лоренса перехватило дыхание, и он выругался про себя.

— Лоренс! — сдавленно воскликнула Гвен.

— Да-да, слушаю!

— Алберта никогда не плакала. Никогда. Напротив, утешала всех, эдак похлопывала тебя по спине, приговаривая: «Ну-ну». Никогда не давала повода утешать ее саму. Даже мне. Когда ей наконец удалось сдержать слезы, она долго-долго извинялась и уверяла, что все у нее хорошо. Мне подумалось, вам следует это знать. Полагаю, вы могли бы помочь ей. Черт! Я даже уверена, что во всем виноваты вы! Что вы с ней сделали перед своим отъездом?

Ничего. Или все, сказал себе Лоренс, положив трубку. Я поцеловал ее. И оставил. И вот теперь, когда за последние дни с ней могло случиться все что угодно, я далеко от нее и не в силах помочь ей. Может, она только сейчас сообразила, что влюблена в Чарли, а он, как и все идиоты до него, попользовался ею и бросил? Может, ее упрямые братцы подсылали ей новых женихов к вящему ее расстройству? Лоренс не знал, чем объясняются слезы его любимого ангелочка, но был полон решимости разузнать все досконально. И покатятся головы! И, уж конечно, нельзя делать исключения для собственной головы!