Тайна Ребекки - Салли Боумен Страница 36

– Что это? – спросил он.

Я объяснил, что, наверное, сестры приобрели эту наливку на черном рынке.

– Дорогой полковник купил ее и для нас тоже, – объяснила Элинор, успевшая к тому моменту вернуться и захватившая только конец фразы. – У Роберта Лейна. Когда-то, в молодости, Роберт служил ливрейным лакеем в Мэндерли, а сейчас он и его жена открыли несколько сомнительных заведений в Трегарроне. Его жена – в девичестве Манак. Это семейство с незапамятных времен занималось контрабандой. Мы сомневались: ведь это незаконно, но полковник убедил нас. И теперь у нас есть выпивка. Позвольте добавить вам еще немного…

В устах полковника эта версия выглядела несколько иначе.

Наконец сестры Бриггс закончили все хлопоты и провели нас в столовую. Все комнаты в их домике были обставлены с большим вкусом, а из окон открывался красивый вид на гавань. Сестры переехали в этот дом лет двадцать пять тому назад, но выросли они в другом доме, который сейчас отдали под дом престарелых – тот самый, где сейчас находился Фриц и куда я намеревался зайти после обеда.

Их отец, сэр Джошуа Бриггс, слыл судостроительным магнатом и был родом не из этих мест, в отличие от их матери – Евангелины, известной своей красотой, урожденной Грен-вил. Их тетушка Вирджиния была матерью Максима де Уинтера. После смерти отца обнаружились крупные долги, и все наследство ушло на их покрытие. Сестры неожиданно для себя оказались в весьма стесненных обстоятельствах.

Этот коттедж по настоянию Ребекки им сдали внаем владельцы Мэндерли в самый критический момент их жизни. Маленький коттедж был не в состоянии вместить все, что досталось сестрам из отчего дома. И в результате в столовой размером всего лишь десять на восемь футов помещались стол и кресла красного дерева Георгианской эпохи, буфет того же времени и шкаф для вина, похожий на саркофаг. На стенах висели картины, включая портрет юной Евангелины Гренвил в полный рост, написанный маслом, две небольшие пастели ее сестер Вирджинии и Изольды, несколько громадных картин – морских видов, – которые к нынешнему времени потемнели и корабли на них стали почти неразличимы.

Мне очень нравились и сестры Бриггс, и их дом, но там все время надо было соблюдать осторожность, вытягивая ноги под столом, чтобы не удариться об очередную завитушку. А кроме того, надо было постоянно делать вид, как и в доме полковника, что на кухне есть невидимый повар и невидимые служанки, которые накрывают стол к приходу гостей.

Ни одна из сестер готовить, конечно же, не умела. Их не учили этому, их готовили к благополучному замужеству. Старшая из них – Элинор, повыше ростом и более проницательная, – в юности имела какие-то виды на полковника Джулиана… А жених Джоселин – более пухленькой и более наивной – погиб в окопах. Обе сестры всю свою нерастраченную любовь вкладывали в садик – действительно ухоженный и изысканный. А теперь обратили свой пыл на меня. Но, к сожалению, их воспоминания о Мэндерли, уходившие в те же годы, что и воспоминания Джулиана, были слишком ненадежными.

За едой – либо переваренной, либо недожаренной – мы разговаривали на отвлеченные темы. За пудингом, промазанным неровным слоем джема, мне удалось незаметно повернуть разговор к Мэндерли. Сестры заговорили о костюмах, в которых появлялась Ребекка на своих балах-маскарадах и тех, в какие предпочитали наряжаться гости. Как выяснилось, Максим всегда отказывался надевать маскарадные костюмы, он выходил в обычном смокинге. Полковник Джулиан, боявшийся выглядеть глупо, каждый год надевал один и тот же костюм: Оливера Кромвеля – лорда-защитника, тем самым выказывая преданность Ребекке, и я не мог не отметить этот факт. Сестры несколько лет подряд надевали костюмы Клеопатры и королевы Шебы, но на последнем – за год до смерти Ребекки – они выбрали другие. Джоселин – костюм Медузы, а Элинор появилась в оранжевом платье Нелл Гвин.

– А в чем выходила Ребекка? – словно бы невзначай спросил я.

И сестры принялись распутывать бесконечную нить воспоминаний.

– Ах да, – спохватилась вдруг Джоселин, – четыре бала-маскарада шли один за другим. На первом она появилась в наряде французской аристократки, готовой взойти на гильотину, – всех поразил ее выбор. На следующий год она выбрала наряд пажа времен Елизаветы – очень милый. Она выглядела, как прелестный молодой человек того времени. И я сказала Ребекке, что, окажись здесь Шекспир, он бы непременно посвятил ей сонет… А что она сшила для третьего?

– Нет, ты все перепутала, – возразила Элинор. – Она нарядилась в костюм героини из «Двенадцатой ночи» или принцессы из «Ричарда III». Забыла, что именно, но это был явно Шекспир. На другом балу она остановилась на греческом. Медея? Нет! Ифигения? Не помню точно, но на ней была тога…

– Тогу носили римлянки, а на ней был хитон.

– Ладно, хитон. И венок из свежих цветов на голове. Я не выдержал:

– Венок? Из каких цветов? Вы не помните?

– У нее были такие дивные волосы – до того, как она их остригла. Розы! Потому что бал проходил в июне. На ней было белое платье, а ее темные волосы украшал венок из винно-красных роз с таким сильным ароматом…

– А затем, на последнем маскараде, перед ее смертью, – перебила сестру Джоселин, – Ребекка нарядилась Каролиной де Уинтер. Все говорили, что она никогда не была более привлекательной, чем тогда, только слишком худенькой. Мы ведь не знали, что она уже была тяжело больна, и никто не знал о том. Все гадали, какой диетой ей удается добиться такой талии…

– Это ты гадала, дорогая. Тогда ты сильно располнела. Но Ребекка и в самом деле выглядела тоненькой, как прутик. Впрочем, она всегда отличалась хрупкостью.

– Ни жиринки. Я всегда ей завидовала.

– И мы обе заметили, какая она изможденная. Но костюм имел грандиозный успех. Но вот что странно! Ребекка скопировала его с портрета знаменитого художника из галереи Мэндерли, который висел перед главным входом на парадную лестницу. Каждая деталь костюма была тщательно продумана – все совпадало до мельчайших подробностей. К сожалению, она не предупредила, кем собирается нарядиться… Максим остался недоволен ее выбором. Мне кажется…

– Элинор, ты выбираешь не те выражения! Да он просто пришел в ярость. И когда я сказала ему, как сегодня чудесно выглядела Ребекка, он едва сумел сдержать себя. Боюсь, что он был не в настроении…

– Ну, конечно, Каролина считалась несравненной красавицей, к тому же она прямая родственница Максима, так что вроде бы оснований для недовольства не могло быть. Но на самом деле это дерзкий выбор. Максим счел его вызовом…

– Дерзкий? – переспросил пастор.

Я не переспрашивал, поскольку знал историю Каролины де Уинтер. И догадывался, почему сестры Бриггс сочли костюм вызывающим.

– К сожалению, Каролина, как и ее брат Ральф, пользовалась дурной славой, – ответила Джоселин и искоса посмотрела на свою младшую сестру. – У нее был жених – видный политик из вигов, не так ли, Элинор? Но перед замужеством Каролины разразился ужасный скандал, нечто из ряда вон выходящее…