Удачная партия - Зоя Гарина Страница 36

— С целью? — с удивлением спросил Ферзь.

— Что?

— У всякого сговора должна быть цель. Какая у меня может быть цель?

— Ну не знаю, может, вы не художник, а мошенник или вообще баптист!

Ферзь громко засмеялся:

— А вы не пробовали писать детективы?

— Нет, не пробовала, но мои предположения вполне реальны. Сейчас время такое — нужно быть начеку.

— Да. Времечко сейчас веселое. Но я действительно художник. Вот смотрите.

И Ферзь, достав ручку из внутреннего кармана пиджака, прямо на скатерти несколькими уверенными линиями изобразил профиль своей спутницы.

— Конечно, — сказал он, — это не доказывает того, что я не баптист и не мошенник, но тут уж вам решать, верить мне на слово или нет.

— Я вам верю, — улыбнулась Эльвира Павловна.

— Спасибо, — кивнул Ферзь и очертил свой рисунок изящным сердечком.

— Еще что-нибудь желаете? — спросила подошедшая к столу официантка.

Ферзь вопросительно посмотрел на Эльвиру Павловну.

— Нет, — ответила та, — мне уже пора.

— Нет, Танюша, больше ничего не нужно. Спасибо. Я вечером расплачусь.

Татьяна оценивающе осмотрела Эльвиру Павловну, бросила косой взгляд на рисунок на скатерти, хмыкнула и, виляя бедрами, отошла от столика.

Выйдя из кафе, Эльвира улыбнулась Валере:

— Спасибо. Мне было приятно провести с вами время.

— Как? Вы не позволите мне вас проводить?

— Да тут недалеко совсем, буквально два шага.

— Нет. Вы не можете так уйти.

— Почему?

— Я не стану юлить. Вы мне очень понравились. Я хочу написать ваш портрет.

— Ой, даже не знаю. Это все так неожиданно.

— Послушайте. Все лучшее случается неожиданно.

— И самое худшее тоже.

— Да. Но поверьте, я сделаю все, чтобы эта неожиданность была счастьем, а не чем-то другим.

— Хм, — Эльвира Павловна слегка задумалась, а потом со свойственной ей привычкой всегда расставлять точки над «i» спросила: — Вы женаты?

— Был женат. Два раза. Сейчас свободен.

— И как давно вы свободны?

— Давно. Уже лет семь или восемь, не помню.

Смена внутренних ощущений для Эльвиры была обычным делом. Она легко переходила от чувства восторга к раздражению, от умиления к подозрительности, от агрессии к нежности. И на этот раз романтическое настроение уступило позиции и сменилось подозрительностью. Эльвира Павловна прищурила глаза и в упор посмотрела на Ферзя:

— И что, за эти семь-восемь лет так и не нашлось желающих скрасить ваше одиночество?

Ферзь оставался невозмутим. Казалось, он не замечает смену настроения своей спутницы:

— Отчего же? Желающих, возможно, было бы много, но, знаете ли, одиночество нужно заслужить, оно дорогого стоит.

— А! Значит, вы ищете себе спутницу на вечерок-другой, портретик намалевать, то да се. Да?

— А у вас характер! — засмеялся Ферзь. — Ух! Ну и женщина! Нет, я вас не могу просто так отпустить. Пообещайте мне, что мы увидимся.

— Не знаю. К тому же, в отличие от вас, я не свободна. Я замужем.

Художник тихо спросил:

— И вы счастливы в браке?

— Счастлива не счастлива — это дело третье, но шуры-муры на стороне я заводить не собираюсь.

Ферзь печально улыбнулся и отвел глаза в сторону, как будто эта романтика и на самом деле была игрой, игрой, которая стала ему уже неинтересна.

— Простите меня, Эля, — достаточно холодно сказал он. — Я, конечно же, не хотел вас расстроить или обидеть. И, конечно же, не посмею вторгаться в вашу жизнь без вашего согласия. Я был непростительно несдержан. Видимо, я должен исчезнуть. Еще раз простите. Прощайте, — и Валерий, немного попятившись, резко развернулся и пошел прочь.

— Стойте! — крикнула ему вдогонку Эльвира.

Ферзь остановился и повернул голову.

— Стойте, — тихо повторила Эльвира Павловна. — Я согласна.

— Ну как ваше свидание, Даниил? Когда свадьба? — спросил Аркадий Францевич, переступив порог лаборатории.

— Скоро, — невнятно ответил Стриганов. — А у вас как дела? Помирились с женой?

Аркадий Францевич вздохнул:

— Нет. Но не будем об этом. Как насчет моего предложения о совместной работе?

— Принимается, — кивнул Стриганов.

— Да? Чудесно! И все же какие ваши условия?

— Принимается без условий.

— Я искренне рад, хотя, если говорить откровенно, в моей нынешней жизненной ситуации естественней испытывать чувство отчаяния, нежели чувство радости.

— Аркадий Францевич! Что, неужели все так плохо? Ох! Я совсем забыл! А где вы сегодня ночевали?

— На лавочке, друг мой.

Стриганов схватился за голову:

— У меня совершенно вылетело из головы, что вы могли ко мне прийти.

— Не переживайте. Никто не должен нести ответственность за мои проблемы. Да и бог с ними, с проблемами, как-нибудь все разрешится. Давайте работать.

— Подождите, Аркадий Францевич. Я чувствую себя виноватым. Может, я как-то могу…

— Оставьте, Даниил. Все в порядке. Любые испытания делают нас сильнее. Если смотреть на мои беды с этой позиции, то мой ночлег на лавочке — отличная профилактика остеохондроза.

— Вы как-то определились? Вернетесь домой?

— Не знаю, Даниил. Честно, не знаю. И все же давайте работать.

— А вам не интересно, почему я все-таки согласился работать над этой темой?

— И почему же?

— Моя подруга, нет, моя невеста… — Стриганов отвел взгляд, — она ВИЧ-инфицирована.

Ковард застыл с пробиркой в руке и только через несколько секунд смог произнести:

— М-да…

— Да, — вздох все-таки вырвался из груди Стриганова, — вот такая вот петрушка получается…

— Вот видите, Даниил, как все в жизни относительно. Мои проблемы по сравнению с этим — луковые слезы. Послушайте, а вы-то сами в порядке?

— В порядке. Во всяком случае, пока в порядке.

— А вы уверены, что вам действительно нужно жениться на этой женщине? Зачем так рисковать?

— Я уверен. Я ее люблю.

— Поверьте мне, Даниил, я старше вас, опытнее. Любовь не вечна. Она, увы, проходит. Иногда быстро, иногда очень быстро, очень редко с годами, но проходит. А жизнь одна. И дети… Дети — это очень важно. Вот у меня нет детей, и я чувствую себя несчастным человеком. Детей любят безоговорочно, навсегда. Понимаете?